Мой (не)любимый дракон

— Мабли, — глухо прорычала я, переползая к изножью кровати. От каждого малейшего движения перед глазами мутнело, и одна Мабли так и норовила превратиться в три несносных служанки.

Набрав в лёгкие побольше воздуха, девушка взволнованно затарахтела:

— Когда вернётся Фьярра, кьёрд наверняка её не примет. Не признает своей хозяйкой! Вот я и сказала…

И снова пауза.

В иные моменты хочется придушить интриганку.

— Мабли!

— Сказала, что вы решили не оставлять его себе. Разорвать привязку. Утром проснулись, решили и… снова заснули.

— Я тебя сейчас придушу! Придушу и порву! На молекулы разложу! — Не думала, что умею воспроизводить звуки, так похожие на шипение растревоженной змеи.

Мабли тоже так не думала. А потому испуганно вздрогнула и заныла:

— Ваша Утончённость, Аня, Анечка!

Подхалимка.

— Кьёрд ведь не может прожить без своего хозяина. Умирает долго и мучительно. Вот Его Великолепие и решил, что, раз он вам не нужен, будет лучше усыпить котёнка. Чтоб не мучился. Он ничего не почувствует. Честно-честно!

— Зато ты у меня сейчас почувствуешь! Ох, как почувствуешь… — Внутри от злости уже взрывались петарды и перед глазами сверкали, ослепляя, звёздочки и квадратики.

Собрав в кулак все силы, что ещё оставались во Фьяррином теле, я стекла с постели. Вообще, собиралась вскочить, воинственно и стремительно, но каждое движение давалось с огромным усилием. Было такое ощущение, будто двигаюсь, как в замедленной киносъёмке.

— И когда же Его чёртово Великолепие принял столь «гуманное» для моего котика решение? Чтоб вас всех!

Молчит.

— Отвечай по-хорошему. — На всякий случай ухватилась за витую колонну балдахина. Тело, будто многотонный якорь, непреодолимо тянуло к постланному перед кроватью ковру.

— Около часа назад, — всхлипнула живодёрка. Заметив, что оглядываюсь в поисках одежды, и окончательно обнаглев, встала передо мной, преградив дорогу. — Ну куда же вы пойдёте в таком состоянии? Аня!

Хотела оттолкнуть негодяйку — не вышло. Так только, осторожно её подвинула, хоть Мабли бережного отношения к бесстыжей себе не заслужила!

Ни платья, ни длиннополой накидки в поле зрения так и не попало. Опять эта чистюля всё по сундукам распихала. Если отправлюсь в путешествие по замку в одной ночной сорочке — придворных удар хватит. А впрочем… В таком состоянии я буду одеваться до Второго пришествия.

А следовало спешить.

Скинув на пол одеяло, кое-как завернулась в простыню и белёсым призраком поплыла к выходу.

По плану должна была бежать, но слабость, резко усилившаяся, стоило подняться с кровати, давала о себе знать. Ещё и Мабли ни в какую не хотела меня отпускать, упёрлась бараном (как бы ещё не начала бодаться) и всё тянула на себя край моей импровизированной тоги.

— Аня, подумайте, что вы творите. Эссель Блодейна будет недовольна. Очень недовольна! Да и вообще, нельзя вам показываться на людях в таком виде! Это же бесстыдство, такое бесстыдство!

— Плевать на эссель Блодейну. Я в любом случае пойду. С простынёй или без. Выбирай. — Обернувшись, угрожающе сощурилась. — А ещё скажу Герхильду, что ты меня обокрала и потребую себе новую служанку. Как у вас тут наказывают за воровство?

То ли вид у меня был совершенно безумный, а потому устрашающий, то ли подействовала угроза — Мабли разжала пальцы.

Пискнула приглушённо:

— Всё равно не успеете.

— Не успею, тебе же хуже будет, — мрачно бросила я.

Толкнув створки, показавшиеся необычайно тяжёлыми, будто сделанные из монолита, потащилась по коридору, волоча за собой отвоёванный у Мабли «шлейф» и на всякий случай придерживаясь рукой за шероховатый камень стены. Пол неприятно холодил босые ступни; колол кожу, будто шла по бутылочному стеклу. Но не возвращаться же за обувью.

В замке, как всегда, было полно народу. Кучковались придворные, сбиваясь в мелкие шайки и целые банды. Перешёптывались алианы, провожая меня ошеломлёнными взглядами. Свидетельницей моего эпатажного появления в кулуарах императорской резиденции стала и эссель Тьюлин. Кажется, это её грузное тело, прежде издав пафосное: «Ах, какой кошмар!», с глухим стуком распростёрлось на полу.

К счастью, меня никто не пытался остановить. Некоторые, самые впечатлительные, даже наоборот, шарахались в стороны. А стражники и лакеи в ярко-зелёных лосинах услужливо открывали двери мрачному привидению — невесте наследника.

Выбитая из колеи всем случившимся, напуганная и разозлённая, я не подумала спросить у Мабли, куда забрали кьёрда. Увы, на обратную дорогу в спальню меня бы попросту не хватило. А потому отправилась прямиком к Хордису, решив, что если бедолагу и будут усыплять, то только в его лаборатории.

Главное, чтобы уже не усыпили…

Дверь в лекарскую подсобку оказалась не заперта. Сквозь гул, стремительно заполнявший сознание, прорвались голоса: вкрадчивый целителя и ничего не выражающий Скальде. Этого негодяя, вот так легко решившегося на убийство невинного зверька.

Ещё один живодёр.

Соскребя по закуточкам своего многострадального тела последние силы, толкнула дверь, сощурилась грозно (Его Великолепие, конечно, не Мабли, но вдруг прокатит) и воинственно выпалила:

— Где мой кот?!

Выражение лица Скальде, этой ледяной глыбы, при моём появлении почти не изменилось. Герхильд только лениво дёрнул бровями, давая понять, что всё-таки удивился. В той степени, в какой вообще был способен испытывать удивление или любое другое чувство.

А вот эррол Хордис, в отличие от этого эмоционального жмота, выглядел поживее. Когда я вплыла в его фитотерапевтическое царство, придерживаясь одной рукой за стену, а другой за простыню, целитель вскрикнул от неожиданности и от неё же вздрогнул, уронив на пол какую-то мензурку с ультрамариновой жидкостью.

А может, моего внешнего вида так испугался? Я, конечно, спросонья далеко не красавица, да и яд, полагаю, меня не сделал краше, но чтоб вопить в присутствии дамы…

Вот оно, средневековое воспитание.

Челюсть у бедолаги отвисла аж до самого пола, по которому растеклась синяя лужица, а в ней, пронзённые косыми лучами холодного зимнего солнца, поблёскивали осколки стекла.

Неужели эту дрянь они приготовили для моего Снежка?

Ироды и супостаты.

«Если что, — подумала грозно, — воспользуюсь простынёй на манер удавки».