Мой невозможный дракон

Серафим делает шаг назад, выпрямляется. Затем он вытягивается и делает почтительный поклон. Ни капли показного раболепия. Только искренняя благодарность.

— Ваше Сиятельство, — с гордостью произносит Серафим, обращаясь к Ирине, и указывает на девушек, несущих подносы. — Не побрезгуйте!

Рыбачки идут с выправкой, будто несут царские дары. Лица у них светятся, кто-то даже смущённо хихикает.

— Попробуйте гордость Ежа!

Подносы выставляют перед княжной.

Солёный запах моря смешивается с ароматом копчёной рыбы. На подносах — хлеб, рассыпчатый, с румяной корочкой, чёрная икра, золотистые ломти копчёной рыбы и стопка водки. Сокровища рыбаков. Их труд. Их гордость.

Видно, что княжну здесь любят, встречают с душой.

Серафим подмигивает мне, ухмыляется, почти заговорщицки:

— Водочка из рыбьей чешуи и из косточек белуги! Наше сокровище перегонки!

Ирина, вся раскрасневшаяся от неожиданности, но уже расслабленная в этой тёплой обстановке, улыбается и берёт стопку.

Толпа замирает, ожидая. Она делает глоток. В глазах мелькает огонёк удивления, затем она резко морщится, дёргает плечами. Толпа гулко смеётся, хлопает в ладони.

Но княжна не сдаётся — тут же берёт кусочек рыбы с хлебом, пробует, кивает.

— Очень вкусно! — с улыбкой говорит она, обводя взглядом собравшихся. Голос звучит твёрдо, без лжи. — Спасибо вам, люди добрые. Я сделаю всё, чтобы вы не страдали, не мучились больше. Хватит Буяну страдать от Демона.

Толпа взрывается ликованием. Крики, одобрительный гул, кто-то выкрикивает:

— Слава княжне!

— Граф, а ты тоже попробуй! — Серафим не даёт мне расслабиться, с энтузиазмом пододвигая поднос. — Чего стоишь! Ведь это всё благодаря тебе мы княжну нашу увидели наконец! Угостись!

Киваю.

— Да, конечно.

Перевожу взгляд на Светку.

— Светлана Дмитриевна, будьте так любезны, попробуйте со мной.

Светка гордо кивает, встаёт рядом. Глаза сверкают — она мгновенно понимает, что это не просто жест вежливости. Вместе берём кусочки рыбы. Мясо нежное, жирное, со слабым дымным ароматом, шкурка хрустит на зубах. Опрокидываем в себя стопки. Самогон у рыбаков крепкий, бьёт в голову, но уходит мягко, с чуть заметным солоноватым послевкусием. Заедаем рыбой и хлебом с икрой.

Толпа одобрительно гудит, а Светка сияет. Она не просто жена, не просто спутница. Она часть рода, близкий круг. И я дал ей это почувствовать. Но для меня это не просто жест доброты. Этикет требует, чтобы дворянин уважал своих жён. А ещё — чтобы это уважение разделяли окружающие. Иначе им не поздоровится.

Серафим, вскинув бровь, с любопытством спрашивает:

— Ох, мощно! Куда дальше путь держите?

Рыбаки вокруг замирают, прислушиваясь. Им тоже интересно.

Я коротко отвечаю:

— Ирине Герасимовне нужно полететь в Кремль, показаться в своей резиденции.

В толпе раздаётся одобрительный ропот. Серафим понимающе кивает, хитро ухмыляется:

— И то правильно! Пора показаться всему Буянграду!

Он резко разворачивается к людям, чуть приподнимая руки, будто собирается командовать флотом:

— Эй, расходимся! Вертушка сейчас взлетать будет! Лопастями сдует!

Толпа приходит в движение. Кто-то отходит дальше, сжимая в руках рваные шапки, кто-то остаётся на месте, прикрывая лицо рукавом от вихря, уже поднимаемого раскручивающимися винтами.

Я снова протягиваю руку Ирине, помогая ей подняться на борт. Её движения уже более уверенные, в глазах появляется твёрдость.

Следом взбирается Светлана — и не без кокетливого взмаха волосами, будто бы невзначай.

Возвращаюсь на своё место, вертушка плавно взмывает вверх. Ирина сидит у иллюминатора, рука привычно ложится на подлокотник, но пальцы слабо сжимаются. Она смотрит вниз, на остающихся на земле людей. На её лице — сомнение, замешательство, даже лёгкая тревога.

— Почему они ко мне такие добрые? — вдруг спрашивает она, тихо, будто самой себе. — Они же меня не знают… А мой отец столько плохого им сделал…

Я перевожу взгляд на девушку, спокойно отвечаю:

— Потому что они верят, что вы принесёте им светлое будущее. И вы обязательно это сделаете. А я помогу, если нужно.

Она поворачивается ко мне, в глазах ещё лёгкая растерянность, но в уголках губ появляется мягкая улыбка.

— Да, очень нужно, Данила Степанович.

— Вот и отлично, — улыбаюсь, и девушка с некой мечтательностью во взгляде смотрит в окно.

Устраиваюсь в кресле, активирую связь через артефакт и выхожу на Кутузова.

— Ну что, Ваше Превосходительство, в курсе, что мы летим в Кремль со спасённой княжной?

Ответ приходит мгновенно:

— Да, конечно, Данила Степанович. Я встречу вас, как подобает, и соберу родственников княжны — пусть порадуются.

Затем в голосе Кутузова проскальзывает злорадный оттенок:

— Ярослав Герасимович ещё не в курсе. Я ему не говорил, что его сестра спасена. Думаю, он будет очень рад этой встрече.

Он хмыкает, явно предвкушая реакцию князя. Ну что ж. Это будет интересно.

Вертушка плавно заходит на посадку прямо внутрь стен Кремля, снижаясь над специально размеченной площадкой. Воздушный поток от лопастей поднимает вихри пыли, стражники инстинктивно прикрывают лица, но никто не разбегается — тут должны были привыкнуть к прилётам.

Как только спускаюсь на землю, меня уже встречает Дятел, чеканя шаг навстречу.

— Шеф, все уже собрались в торжественном зале и ждут только вас, — коротко докладывает он, быстро оглядывая остальных.

Киваю, бросаю взгляд на спутников.

— Света, пошли со мной. Ирина Герасимовна, вы тоже, конечно.

Оборачиваюсь к остальным:

— Остальные — отдыхайте, готовьтесь к отъезду. За старшую — Кострица.

Кострица кивает:

— Конечно, милорд.

Я, Света и княжна Ирина направляемся к главному зданию Кремля. Массивные двери, украшенные резьбой и позолотой, открываются перед нами, сопровождаемые гулким эхом.

Подходя к торжественному залу, усиливаю слух, чтобы заранее понять, что там происходит. Внутри уже идёт разговор.