Мой невозможный дракон

Но в одном домике, неподалёку, горит свет. Тонкой полоской он просачивается сквозь ставни, а изнутри доносится глухой звук посуды. Я подхожу к двери, стучу:

— Есть кто дома?

Изнутри раздаётся старческий голос:

— А кто спрашивает?

— Прохожий, — отвечаю.

Короткая пауза, затем добавляет:

— Не заперто, если что.

Дверь действительно открыта. Стоит толкнуть — и вхожу внутрь. Внутри тепло, пахнет тестом и молоком. Старик сидит за столом, рядом костыли, а сам неспешно ест, неторопливо пережёвывая. На плите блинница, воздух наполнен густым ароматом свежих блинов.

Он кивает мне, не отрываясь от еды:

— Ну и зачем пришёл?

Я задумчиво оглядываю стопку блинов, за эти пару секунд успеваю отправить Ломтика в холодильник в Невском замке, а потом неспешно достаю из кармана упаковку. — Да вот, сметаны принёс. А то какие же блины в сухомятку?

Дед замирает, хмыкает, и, расплывшись в улыбке, машет рукой:

— Садись, чего стоишь? Блины только с плиты. Сам испёк.

Я недавно завтракал, но отказываться от еды не собираюсь. Ставлю на стол сметану — деревенскую, свежую, невинские крестьяне ее нам поставляют. Накладываю себе блинов, пробую. Горячие, с хрустящими краями. Вкусно.

Дед прищуривается, словно оценивая меня.

— Ты откуда взялся вообще? Да ещё со сметаной. Все ж удрали.

Я пожимаю плечами, неспешно прожёвывая.

— Да, я проездом. Знакомых проведать.

Бросаю небрежный вопрос:

— Слушай, дед, а почему деревня пустая?

Старик вздыхает, отставляя ложку.

— А тебе знакомые не сказали? Эвакуировали всех царские войска.

Он смотрит в окно, словно надеясь увидеть кого-то за порогом.

— Говорят, твари приближаются. Какие-то гули…Была у нас деревня большая, на пять тысяч человек, а теперь никого нет. Всех вывезли, потому что скоро сюда стадо тварей прибежит.

Его голос спокоен, будничен.

— Царские войска их встречать будут. Ракетами да миномётами.

Задумчиво жую блин.

— Вот оно как…

Значит, твари серьёзные, раз деревню не стали защищать, а просто очистили. Плохо. Очень плохо.

Вполне вероятно, часть тварей всё равно сюда прорвётся. Какие бы ракетные и миномётные залпы ни устроили царские войска, что-то обязательно просочится линию обороны. Да и судя по тону старика, он не особо верит, что деревню не тронут

— Так бы шёл ты отсюда, парень, пока ноги есть, — добавляет он, дожёвывая блин, явно не особо переживая за свою судьбу.

С интересом разглядываю хозяина дома:

— А тебя почему не эвакуировали, дед?

Старик хмыкает, лениво отставляя тарелку.

— Сам отказался.

Он кивает на костыли, как будто этого достаточно для объяснения.

— Куда мне бежать да и чем? Это мой дом. Мне тут еды на полжизни запасено.

Он неспешно откидывается на спинку стула, ладонью поглаживая стол, будто решение его простое, как этот деревенский дубовый стол.

— Если пронесёт — буду дальше жить, телек смотреть.

Я киваю, доедая блин, и отодвигаю пустую тарелку.

— Понятно… Спасибо за угощение.

Дед хмыкает, отставляя кружку.

— Тебе спасибо за сметану.

Он небрежно добавляет, будто обсуждает погоду:

— Если что, иди на восток, там эвакуационный пункт. Может, ещё кого встретишь, если не уехали.

Я уже собираюсь уходить, но задерживаюсь на пороге.

— А слушай, дед, где тут кладбище? Хочу заглянуть.

Старик прищуривается, оценивающе глядя на меня.

— А, так вот почему ты не в курсе эвакуации? Там твои знакомые?

Я пожимаю плечами:

— Ну, типа того.

Он указывает рукой за деревню:

— На западе кладбище.

Медленно встаёт, опираясь на стол, и добавляет:

— Но ты долго там не задерживайся, а то твари же привалят.

Я хмыкаю:

— Да мне только повидаться и всё.

Киваю старику, выходя на улицу. За спиной остаётся тепло дома, запах блинов и сметаны, а впереди — пустые улицы и покосившиеся кресты на краю деревни. Путь неблизкий, но я не тороплюсь. Кладбище раскинулось на холме, растянувшись за линию деревни. Знакомая картина: покосившиеся кресты, старые памятники, заросли высокой травы. Тишина, глубокая, вязкая.

Но долго оставаться в одиночестве не приходится. Вдруг что-то мелькает у края могильных плит — тень, быстрая. Парнишка. Явно местный, потрёпанный, в запылённой одежде. Он несётся куда-то торопливо, постоянно оглядываясь по сторонам. Я уже догадываюсь. В деревне остались люди. Просто прячутся. А раз так, я не могу уйти, не позаботившись о жителях. Это моя родовая земля. Мои люди. Скоро я официально стану их графом. А значит, в беде оставлять их не вправе.

Мальчик замечает меня, тормозит и, будто видит меня каждый день, выдаёт:

— Дядь, червонец есть?

Я приподнимаю бровь. Заодно сканирую взглядом деревню. Пустые улицы, запертые дома, ветер, гоняющий пыль по дороге.

— А зачем тебе червонец? В деревне всего равно не осталось лавок.

Парнишка нахально пожимает плечами, разглядывая меня с тем самым выражением, которое бывает у уличных хитрецов.

— Ну, привычка. Хоть будет на пирожок. А уж у кого купить найду.

Я не моргнув глазом, через теневой портал даю мысленный приказ Ломтику достать бутерброд из холодильника. Щенок мгновенно реагирует. Спустя мгновение передо мной в руке оказывается еда. Судя по недовольному фырканью, соблазн умять добычу самому был велик, но удержался. Хорошо, что лохматого уже покормили хорошо.

Протягиваю бутерброд парнишке:

— На, вместо червонца.

Мальчишка смотрит на меня с удивлением, явно не ожидал такого расклада. Растерянно берёт бутерброд, но не спешит есть, оглядываясь по сторонам, словно что-то придумывает.

— О, пасиба… но мне ещё на ствол бабки нужны. Или на ножик. Скоро твари привалят… надо бы защищаться, дядь.

Я хмыкаю, наблюдая, как он, наконец, жадно вгрызается в бутерброд.

— Защита тоже скоро будет, — отворачиваюсь к могилам. — Очень скоро.

Не обращая больше внимания на мальчугана, активирую ментального легионера-некроманта.

— Поднимай.

— Кого? — голос в голове звучит хмуро, будто ему снова придётся заниматься чем-то непосильным.

— Всех.

— Так это же столько сил…

— Мои силы жалеешь? Делай давай.

Некромант вздыхает, но подчиняется.

Тьма сползает с могил. Земля содрогается, трещины пробегают по старым надгробиям. Из неё начинают подниматься мертвецы — скелеты, полуразложившиеся останки, почти целые трупы. Гнилые пальцы пробивают почву, скользкие кости щёлкают, собираясь воедино. Старые надгробия крошатся, из-под них медленно выползают бывшие обитатели деревни, поднимаясь, как забытые стражи этого места.