Мой отец генерал (сборник)

А бывает, напротив, прикидываешь мысленно: этот зачет я сдам. И сам преподаватель еще из студентов, молодой, не жесткий. Да и предмет только языком плести. В голове уже прокручиваешь, что за чем, выстраиваешь диспозицию – войду с первой группой в аудиторию, а после сдачи прямиком в буфет, котлету горелую возьму, коржик, стакан черного кофе из бака... А после буфета сразу домой спать. Вот с такими примерно мыслями входишь, билет тянешь, в него глядишь и через три минуты руку тянешь отвечать, потому что оттуда в буфет, а потом сразу домой спать. Так было и в тот раз. А вопрос в моем билете был выведен следующим образом: «Отношения КПСС с дружественными странами».

И трех минут не прошло, как я руку тяну, так мне отвечать не терпится. Ибо знаю я про отношения с дружественными странами достаточно, во всяком случае, чтобы огласить их, выстроив фразу минимум в четырех вариантах. И вот я – перед экзаменационным столом, с чувством собственного достоинства. В комиссии – два молодых экзаменатора. С места в карьер строю я свою первую короткую, но значительную фразу:

– КПСС всегда находился в дружественных отношениях с дружественными странами.

И в моем воображении КПСС этот – в ковбойке и в твидовой кепке, а страны вокруг – такие крепенькие польские, чехословацкие барышни, в накрахмаленных юбках, надушенные дружественными же духами – болгарской розой. Ну, в каких отношениях они могут быть друг с другом? Ну, разумеется, в самых дружественных. Произношу я эту сентенцию и сама улыбаюсь от удовольствия. Но тут, как гром среди ясного неба, именно ясного, вдруг звякнуло от экзаменационного стола вполне сурово:

– Стоп!

Прервали мой ответ. И на меня – быстрый нахмуренный взгляд, с построением вопроса совсем не рифмующийся. А за взглядом – легкий окрик:

– А ну-ка, повторите, что вы сказали?

Я даже глазами от удивления заморгала, захлопала. Неужели за ночь наш КПСС перестал находиться в дружественных отношениях, тем более – ясно же написано – с дружественными странами? Это было бы слишком сильно и неожиданно. Нет, такому не бывать, решила я. Повторю-ка я все, как было. Куда ему деваться?

– КПСС, – очень отчетливо выговариваю, – всегда находился в дружественных отношениях с дружественными странами.

О том, что он будет находиться с ними в тех же отношениях в будущем, правда, промолчала. Кто его знает? Лучше не зарекаться. И что я слышу в ответ?

– Может, стоит выйти в коридор подумать.

Ого, забеспокоилась я. Здесь точно уже что-то не так. У меня в голове, конечно, много разных молоточков при разных работах. Но тут они все разом всполошились, застучали, в филологический сектор ринулись на подмогу. Друг на друга напирают, советы друг другу дают. «Давай, – стучат, – вспять поворачивай, к этому КПСС, к буквам этим. Давай соображай, аббревиатуру разворачивай...» Так-то она мне без надобности – КПСС и КПСС.

Ну, напряглась я, соображаю вслед за молоточками. КПСС?.. «Матушка родная, дай воды холодной». В момент у меня все стало ясно. Как же КПСС – он, когда это – оно. Комитато чентрале. Я уже как с полгода ходила на курсы итальянского языка. У них, что и у нас, – КПСС одно в одно, КПЧ – Комитато чентрале партито. Ну конечно, оно.

Сообразила я и по лбу себя хлопаю, чтобы всем показать, какая глупая была:

– Ой, ну как же это я? Господи. Извините. Значит, так. Оно у нас всегда находилось в дружественных отношениях с дружественными странами.

Комиссия на меня тамбовскими товарищами уже не глядит, а сверлит меня тамбовской стаей в четыре зрачка. Вытребовали они у меня зачетку. Озвучили фамилию. И со мной уже, как с декабристкой: пройдите, мол, на эшафот. Сдайте зачетку... сорвать, значит, эполеты – выйти из аудитории. И в Сибирь, на вечное поселение. Придете на следующий год. И все это, заметьте, за дружественные отношения. Я чуть не зарыдала. Правда ведь тоже на моей стороне. Но кто же ты такой, КПСС? – возопила я к Небесам.

Просто угореть можно без подготовки. Но ежели КПСС – не он и не оно, неужели это – она?.. Черепаха Тортилла на лотосе в пруду? Замерла я в полном недоумении. Но из аудитории пока не вышла. Еще борюсь за жизнь, за высшее образование. Ухватилась за край стола, как Ломоносов за телегу с мороженой рыбой, упираюсь. Не хочу на следующий год приходить. И тут один из моих молоточков, самый слабенький, мне в ухо раздельно пискнул тоненьким голоском:

– Коммунистическая партия Советского Союза.

Ой, я чуть на колени не грохнулась:

– Она это, она. Товарищи, не погубите. Затмение вышло...

Не стала со мной комиссия связываться. Не стала и дослушивать, в каких таких отношениях наша партия состоит с дружественными странами. Черкнули тамбовские гуманисты мне в зачетку росчерк. Главное – чтобы духу моего глумливого в университетском здании не было. А я даже за котлетой обгорелой в тот раз не завернула, и – мимо буфета, мимо «психодрома», Ломоносову только кивнула – домой, спать. Заспать это высшее образование.

УЛЕЙ

– Наталья, это тебя.

– Кто?

– Откуда я знаю?

– Скажи, что меня нет.

– Сама скажи.

– Але, да. Слушаю... Алик? Привет. Давно в Москве? Нет, не хочу. В другой раз. Сегодня нет. Просто так. Слушай, я вроде тебе уже ответила. Пока, пока...

– Лен, сколько раз я тебя просила не звать меня к телефону, особенно если Алик.

– Тебя к телефону. Не делай страшные глаза. Это, кажется, из вашей же редакции – Высоковский.

– Але! Димуля? Да, все хорошо, просто прекрасно. Подработать? Конечно. А что конкретно? Перевести статью про спорт, конечно, смогу. А с кем говорить? Подожди, ручку возьму записать. Так, как они называются? Редакция «Советский спорт»? Кажется, они где-то поблизости от нас, спросить Николая Борисенко? Да, да, пишу. Спасибо. Ты один обо мне только и думаешь. Гонорар, конечно, отметим, какие разговоры.

– Алло. Редакция «Советский спорт»? Попросите, пожалуйста, Николая Борисенко из общего отдела. Николай, здравствуйте, мне ваш телефон дал Дмитрий, я с ним – из одной редакции. Да, язык знаю, хорошо. Конечно, переведем. В двух словах о чем там? Знаменитая итальянская прыгунья в высоту, чемпионка Олимпийских игр? Нет, не слышала о такой, но это неважно. К какому сроку? Когда можно зайти взять перевод? Завтра к одиннадцати часам удобно? Диктуйте адрес. Да, спасибо. Всего хорошего. До завтра.

– Лена, мне вчера никто не звонил, когда я выходила? Ты уверена? Нет, ты мне просто скажи, звонил мне кто-нибудь, ну там из редакции «Советский спорт»? Это точно? Точно, точно, что нет, или ты не уверена? Знаешь, если ты не уверена, то лучше так и скажи. Ты могла быть в ванной или спускалась за сигаретами. С балкона, между прочим, вообще ничего не слышно, когда у нас в квартире звонят. Я к тебе не пристаю, ради бога. Ответить, что ли, трудно?

– Лен, мне сегодня звонил кто-нибудь, когда я была на работе? Никто не звонил? То есть абсолютно и точно, что нет, да? Нет, я перевод ему уже отнесла два дня назад. Конечно, заплатил. В общем, не звонил. Ладно, нормально, переживем.

– Ален, я сейчас ухожу в гости, если мне кто-нибудь позвонит, да любой, кто бы ни позвонил, ты по голосу можешь ошибиться, дашь вот этот номер. Скажи, Наташа находится по этому телефону, и можешь еще добавить, что к десяти часам вечера я буду дома. Покажи, как ты переписала, чтобы правильно. Да, к десяти буду. А что там сидеть? Мы за три часа с девчонками все обговорим. Значит, с десяти часов мне спокойно могут звонить сюда, домой. Поняла? Я знаю, что ты не дура, ну давай, пока...

– Да, понятно. Да. Слышала. Можешь не орать... мне никто не звонил. Успокойся, сама припадочная... пойди перекури, от такой же и слышу.