Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»
Шрифт:
Я могу лишь улыбаться, признаюсь, чуточку свысока, когда немецкие историки, такие, как Андреас Хилльгрубер, рассуждают о гитлеровском «поэтапном плане» завоевания мира и, таким образом, превращают историю недавнего немецкого прошлого в байку, не говоря уже о вздорном «кукольном театре» их современных последователей. Мне в то время была с самого начала известна роковая слабость немецкой позиции. Только из нее можно понять истоки гитлеровской политики.
Гитлер представлял для немцев, начиная с определенного времени, альтернативу большевистскому решению неимоверных проблем Германии. В этом заключалась его роль в мировой истории. «Вихрь сошедшихся обстоятельств», пользуясь здесь вновь формулировкой «Бесов» Достоевского, привел его к власти. С моей точки зрения, табу, наложенное сегодня на Гитлера, непонятно. Гитлер — даже и в собственном понимании — несет ответственность за катастрофу, постигшую немецкий народ и сравнимую разве что с Тридцатилетней войной. Это вполне устанавливается объективно и не требует никаких гротескных преувеличений и ложных или даже дурацких изображений, которые, сверх того, зачастую годятся для нанесения вреда национальным интересам, перекладывая с Гитлера ответственность.
Отец
Несчастье для умершего в том, что враг пережил его и написал свою историю.
Кем же был, собственно, этот министр иностранных дел, этот Риббентроп, который после назначения в начале 1938 года «рейхсминистром иностранных дел» стал формально первым советником Гитлера по внешней политике? Тем самым он занял положение, в которое за прошедшие годы уже в значительной мере врос. Но он никогда не был единственным советником Гитлера по внешней политике. Известно, что Гитлер не связывал себя рамками определенного ведомства. Без сомнения, однако, мой отец, имея доступ к ушам Гитлера на длинных отрезках немецкой внешней политики, влиял поэтому на ту внешнюю политику, которую, как он выразился на Нюрнбергском процессе, «определял другой человек». Под этим «другим человеком» он имел в виду Гитлера. Такой формулировкой отец не пытался снять с себя ответственность за немецкую внешнюю политику — он принял ее на себя перед судом победителей expressis verbis (ясно, недвусмысленно), — но выразил сожаление по поводу того, что на поздних этапах немецкой политики он не смог настоять на своих оценках и выводах.
В своей большой речи перед рейхстагом после начала Западной кампании Гитлер, вслед за генералитетом, поблагодарил человека, исполнившего «его внешнеполитические предписания». Отец получил Крест за военные заслуги 1-го класса, орден, предусмотренный для военнослужащих вермахта, не участвовавших в боях; в моем полку, к примеру, его получил полковой инженер. В рассуждении тогдашних отношений это явилось едва ли не оскорблением для отца, и скорее всего именно так это и было задумано! Еще 30 января 1939 года Гитлер в своей известной речи в рейхстаге говорил о том, что «в первую очередь верные и смелые оценки и превосходные во всех деталях решения внешнеполитических проблем партийным товарищем Риббентропом оказали мне на прошедшем длительном отрезке времени чрезвычайную помощь при проведении моей политики». Отношения между ними с самого начала их совместной работы отличались значительным непостоянством. Общие успехи, с одной стороны, и расхождения во взглядах, с другой, и, разумеется, интриги со всех сторон все время приводили к «переменам настроения». Гитлер легко поддавался интригам, они были причиной помех и сложностей в их отношениях. Однако в конечном итоге причиной все возраставшего ухудшения их отношений явилось фундаментальное различие мнений о политике по отношению к России.
В свое время отец сообщил важные импульсы немецкой внешней политике. Большое соглашение с Англией было величайшей целью как для него, так и для Гитлера, но, благодаря влиянию отца, Гитлер был готов заключить также и долгосрочное соглашение с Францией. Отец явился инициатором Антикоминтерновского пакта, выведшего Германию из многолетней изоляции. В конечном итоге именно ему принадлежит заслуга склонить вначале сопротивлявшегося Гитлера к заключению договора с Советским Союзом, в результате было прорвано находившееся в процессе завершения окружение Германии и позиции рейха радикально улучшились. Примечательно, что в этом он видел условия для того, чтобы решить восточноевропейские проблемы переговорами, то есть без войны.
Кем был этот человек, угодивший в политику из комфортабельного положения самостоятельного и успешного коммерсанта — положения, которого он, кстати сказать, добился сам, — связав свою личную судьбу с необычайным историческим феноменом, — можно относиться к нему, как хочешь — для того, чтобы закончить свою жизнь на виселице? «Изувеченный ненавистью и милостью различных партий, его образ колеблется в дымке истории!» Этой известной формулировкой Шиллера историки и биографы любят предварять биографии спорных исторических личностей. Если бы я пожелал начать рассказ о политической деятельности отца и его личности с данной цитаты, это явилось бы целиком и полностью ложным выбором. В истории внешней политики Гитлера образ его министра иностранных дел искажен до неузнаваемости ненавистью и клеветническими измышлениями. От «милости», которую Шиллер ставит рядом с «ненавистью» — на худой конец, в смысле хоть сколько-нибудь объективной оценки сыгранной им роли, — не ощущается и следа. В начало биографии Иоахима фон Риббентропа напрашивается другое, менее известное высказывание китайского мудреца Конфуция: «Где все хвалят — надо проверять, где все порицают — надо проверять!»
Распространенные сегодня суждения о гитлеровском министре иностранных дел содержат в себе все мыслимые негативные оценки. Напрашивается вопрос, как человек, бывший до такой степени недалеким, самодовольным, надутым, высокомерным, трусливым, слабым, бесчестным, лицемерным, тщеславным, хвастливым, бестактным, бесхарактерным и, кроме того, если верить Иоахиму Фесту, «тупым», смог в короткое время после Первой мировой войны создать значительный торговый дом — первый и самый большой в своей отрасли в Германии, и, кстати сказать, без какой-либо финансовой помощи со стороны своего тестя Хенкеля. В особенности стоит задаться вопросом, как получилось у этого человека со всеми его перечисленными выше свойствами за несколько лет, начиная с 1920 года, собрать вокруг себя общество немецких и иностранных друзей, ставшее предпосылкой и платформой для его последующего входа в большую политику. Достойно примечания: оказалось, что именно самые значительные из его иностранных друзей остались ему верны в течение всей войны и до самой казни. В 1948 году в моем не самом приятном французском плену я был рад получить от них помощь. Эти друзья отца в Германии и за границей явились исходным пунктом его политической карьеры.
Так что сначала мы исследуем, какие качества формировали образ личности Риббентропа, чтобы подойти к вопросу о том, кто, собственно, и, прежде всего, зачем приписал ему столько негативных черт. Нам придется заняться знаменитым вопросом, заданным 2000 лет назад римским судьям консулом Л. Кассием: «Cui bono?» — «Кому это выгодно?» Почему на отца клеветали и клевещут вплоть до сегодняшнего дня? Мы осветим, что происходит за кулисами этой кампании и кем являются ее вдохновители.
«Где все порицают — надо проверять!» Проклятия Риббентропу первыми раздались из кругов, игравших какую-то роль в так называемом Третьем рейхе, какой бы политической окраски они ни были, как сторонников Гитлера, так и его противников — все они проклинают министра иностранных дел Риббентропа, хотя, как будет показано дальше, по очень различающимся мотивам. В этом месте надо еще и указать на обычную практику, когда историки, биографы и мемуаристы попросту заимствуют, иными словами, списывают один у другого [434] ,
указывая друг дружку в качестве источника. Один взгляд на список источников в соответствующей литературе и относящихся к нему примечаний или сносок показывает это абсолютно ясно. Таким образом снова и снова воспроизводятся равно фальшивые представления, клевета, ошибки и недоразумения, и, в конечном итоге, читатель принимает их за правду. «Ложь, если повторять ее долго, превращается не в правду, а в факты!» [435] — как это сформулировал один умудренный опытом человек. Я приведу примеры на этот счет. Лишь очень немногие персоны могли, зная стиль работы Гитлера, не созывавшего совещаний, по собственному опыту оценить роль, которую в действительности играл отец в качестве советника Гитлера. Все они уже давно умерли. Кроме того, разговоры отца с Гитлером происходили часто с глазу на глаз.434
См. уже упомянутую «Заметку для фюрера», которую Райнхард Шпици списал у Папена. Ср. ссылку 155.
435
Mann, Heinrich: Zur Zeit von Winston Churchill, Neuauflage Frankfurt 2004.
Так кто же был этот Риббентроп, как человек и, конечно, как политик, который, еще не будучи сорокалетним, угодил в жернова большой политики, ставшие его судьбой? Кто он был, и откуда он пришел, когда в январе 1933 года политика схватила его, чтобы больше не выпустить?
Путь в политику
Так как, помимо прочего, объектом полемики стало и имя нашей семьи, я хочу начать с самого начала. Я уже не помню, при каких обстоятельствах нам, детям, — моей сестре Беттине и мне, попало в руки семейное древо рода Риббентропов или Риббентрупов, как мы назывались в Средневековье. Мне, должно быть, было где-то десять лет. Я был, вероятно, учеником первого класса гимназии — в эпоху, когда немецкая гимназия еще стремилась дать своим ученикам по возможности широкую основу общего образования, — когда наш классный учитель доктор Людерс дал ученикам задание разузнать что-либо о происхождении наших фамилий. Я это задание либо забыл, либо родители, которых я мог бы спросить, отсутствовали. Во всяком случае, когда подошла моя очередь и меня вызвали рассказать что-то о моей семье, я, к стыду своему, сделать этого не смог. Людерс помог мне выпутаться из затруднительного положения, сообщив: «Вы, вероятно, происходите из Вестфалии, окончание — троп указывает на это с большой вероятностью».
Отец, разумеется, тут же расспрошенный мной, живо подтвердил предположения классного учителя; и выяснилось, что они с матерью совсем недавно побывали в «Риббентрупе», прелестной, размером в 400 моргенов (земельная мера в Германии = 0,25 га) усадьбе, расположенной недалеко от Бад-Зальцуфлена и до сих пор носящей это имя. Ему предложили ее купить. Речь шла о красивом неразгороженном земельном участке, находившемся, если быть точным, в Липпе (бывшем княжестве Липпе-Детмольд). Тогдашнее решение отца не покупать это владение было, с экономической точки зрения, безусловно, правильным, так как надвигался большой мировой экономический кризис. Отцовская осторожность позволила нам неплохо пережить тяжелые годы, хотя я до сих пор очень хорошо помню, что дома мы экономили. Во время войны это владение еще раз было выставлено на продажу. Однако отец считал, что, пока идет война, он, как министр, не имеет права покупать землю.
Эта крестьянская усадьба в первый раз была упомянута в реестре владений монастыря Херфорд в конце XII века под именем «Рикбрахтинкторпе». В старых документах также упоминается «господин де Рикбрахтинкторпе». Но генеалогических свидетельств о том, что речь идет о нашем прямом предке, у нас нет. Примерно в 1300 году крестьянские дворы, которых изначально было четыре, объединились у одного владельца под именем «Майерхоф». В XVI веке мы назывались «Майер цу Риббентруп». Наш дедушка Рихард неизменно обращал наше, внуков, внимание на то, что наши предки всегда были «свободными», а не «крепостными» — в те времена частое явление. Наша французская гувернантка повесила родовое дерево на стену детской комнаты, не забыв указать, что такая семейная традиция означает обязанность чего-то добиться в жизни, и присовокупив призыв к быстрому и добросовестному выполнению школьных заданий, который невозможно было пропустить мимо ушей.
Интересной фигурой среди наших предков был Фридрих фон Риббентроп. Его труд на благо прусского государства все еще сохраняет свое значение. Он был создателем «Прусской высшей счетной палаты», предшественницы Федеральной счетной палаты. В рамках военной реформы 1806 года он создал институт военных чиновников; другими словами, он придумал «казначея». С Блюхером у него возникла дружба после того, как во время битвы у Катцбаха в 1813 году он вмешался в бой, когда вновь сформированные прусские части пришли в расстройство, восстановив порядок с энергией и жесткостью. Блюхер назначил его управляющим оккупированными французскими территориями. В этой роли он должен был возвратить разграбленные Наполеоном немецкие культурные ценности. Его партнером по переговорам с французской стороны был известный директор Лувра Доминик Денон. В какой рыцарской манере он уладил эти дела, показывает письмо Денону, написанное им перед отъездом из Парижа и возвращением в Пруссию. В письме, в числе прочего, говорится: «…как бы, возможно, ни были также и для Вас неприятны наши служебные отношения, они послужили лишь тому, чтобы еще увеличить мое уважение перед ученым, чье ценное знакомство я почитаю для себя за счастье» [436] . В ответном благодарственном письме Денон пишет: «…Среди людей, созданных для того, чтобы ценить себя, служебные отношения являются причиной личных связей, из которых, в свою очередь, возникает дружба» [437] . Этот предок был также тем, кто разыскал в Париже квадригу с Бранденбургских ворот и распорядился о ее возвращении в Берлин [438] .
436
Savoy, B'en'edicte: Kunstraub — Napoleons Konfiszierungen in Deutschland und die europ"aischen Folgen, Wien 2011, S. 193 и S. 461, Anm. 173, Sauvier Charles: Les conqu^etes artistiques de la R'evolution et de l’Empire, Paris 1902, S. 159.
437
Chatelain, Jean: Dominique Vivant Denon et le Louvre de Napol'eon, Paris 1973, S. 253.
438
См. также FAZ (Frankfurter Allgemeine Zeitung) от 3 января 2004; Savoy, B'en'edicte: a. a.O., S. 163 f. и S. 457, Anm.49; Cullen, Michael/Kieling, Uwe: Das Brandenburger Tor, ein deutsches Symbol, Berlin 1999, S. 44–45.