Мой палач

Аня шагает впереди и оглядывается по сторонам.

Что-то высматривает с сосредоточенным видом, и я тоже, вглядом пробегаюсь по полянке, на которой вчера ее поймал.

И замечаю.

Белый, в пятнах от травы и земли комок под деревом.

Ее купальник.

Я ведь сам эти трусики снял, а она не нашла.

Смотрю ей в спину.

Она идет и сжимает телефон, но сотовый отключен, знаю, мои сообщения до нее не доходят. Ей надо, чтобы я подошел, а мне надо, чтобы она вспомнила.

Очень надо.

Ночью не устоял, темень и вокруг никого, и она, с прежней жадностью отвечающая на поцелуи. Не стоило, но я опять себе вру, чем эта поездка на базу закончится я понимал сразу.

Выходим на пляж.

– Ты взял шампанское?
– громким шепотом спрашивают девушки у Антона, шагающего впереди меня.

– Нет, мама смотрела, - отзывается он раздраженно, идет и бесится, ему до совершеннолетия осталась какая-то неделя, и сейчас он теряет авторитет.
– Но я со вчера кое-что припрятал вон там, в воде, - Антон машет рукой в сторону зарослей камышей и бросает быстрый взгляд на Лизу, та шагает под ручку с одной из родительниц и увлеченно треплется про свой институт и Ницще, и что это кощунство - не включить такого умного мужика в учебную программу.

– Лежаков на всех не хватит, - говорит Лиза, оглядывает забитый народом пляж.
– Тогда дети, берите покрывала. А я хочу с комфортом позагорать.

Долго ищем место, потом все суетятся, под зонтики ставят корзинки с едой, раздеваются.

Я тоже стягиваю рубашку и брюки, ногой загребаю раскаленный песок. Смотрю на голубую гладь озера, возле берега брызгается и визжит малышня, дальше на надувных матрасах и лодках плавают отдыхающие.

Спускаю на глаза солнечные очки.

– А эта не раздевается, - слышу голоса совсем рядом и тихий смех, тонкий палец с синим лаком упирается в Аню.

Аня топчется возле Лизы, сжимает перекинутую через плечо пляжную сумку и, кажется такой потеряной, что мне хочется подойти и спросить в чем дело.

– Может, у нее зона бикини волосатая, - хихикают над ухом.
– Знаешь же, она в каком-то закрытом пансионе училась. От Минобороны, типа элита. У маминой знакомой дочка там учится. И у них даже тумбочки проверяют, бритвы и эпиляторы, ничего такое нельзя. Она точно волосатая.

Смотрю на Аню и мне еще жарче становится, я-то помню, гладкий лобок и мягкий пушок в промежности, и запах, с ума сводил, я как первобытный человек, утративший весь опыт, что люди веками копили, чуял лишь самку, лишь нестерпимую потребность владеть.

– А еще она парней шугается, - продолжают эти сплетницы мыть кости моей маленькой.
– Сейчас живет у отца, и у нее там какая-то нянька, постоянно с ней, даже уроки у нее проверяет.

Поворачиваюсь на девушек.

Обе плюхнулись на расстеленное на песке покрывало, сверкают попами в черных стрингах и заливисто смеются. Этим доморощенным стервам невдомек, что полураздетые тела наблюдать скучно, это убивает фантазию, и остается банальное желание засадить по самые гланды. Мужчинам нравится скромность, и это не миф, впервые раздеть ее в спальне, уложить в кровать и смотреть на то, что под одеждой было скрыто, трогать - это почти секс.

– Даш, позови к нам сестру Антона, - просят эти язвы подошедшую одноклассницу.
– Поржем хоть.

Вся троица смотрит на Аню. Та рассеянно топчется в сторонке, не знает, куда присесть. Мнет платье, не снимает.

Она же трусики в лесу потеряла, нет у нее купальника.

Даша, виляя бедрами, идет к ней. Что-то говорит, смеется. Аня доверчиво улыбается. Неуверенно шагает в нашу сторону.

Мне не надо вмешиваться, это все девичьи глупости, но я хмурюсь. Аня старше на пару лет, умнее этих куриц в десятки раз, но не приспособлена совершенно, к обществу, к людям, она домашний цветок, такую обижать тоже самое, что ребенка.

Они подходят ближе. И я вижу. Как Даша, с хитрым выражением лица, словно случайно, выставляет ногу вперед.

Аня запинается, выбросив вперед руки летит на песок.

Два широких шага, и я оказываюсь рядом, подхватываю ее сзади, прижимаю к себе.

Она не видит, кто ее поймал, но утыкается носом мне в грудь, подножку почувствовала, и теперь жмется ко мне, как к защитнику.

Перевожу взгляд на девушек.

Начавшийся было хохот резко обрывается, они переглядываются. Наигранно весело решают, что пора идти и купаться и, через секунду, их ветром сдувает.

– Все нормально?
– пальцами касаюсь светловолосой макушки.

– Просто я неуклюжая, - Аня отталкивает меня, быстро вытирает глаза. Слабости своей стесняется, торопливо отходит.
– И купальник забыла дома. Зачем, вообще, на пляж поперлась.

– Чем выше мы взлетаем - тем меньше мы видим тех, кто не может летать, - цитирую ей.
– Они не могут летать. Вот и...

– Не надо меня успокаивать, - она огрызается, наклоняется и вытряхивает песок из босоножки.
– Я же не маленькая, обижаться на шутки.

Она смотрит на озеро. Крутит перстень на пальце.

А потом решительно стягивает платье.

Завороженный, взглядом скольжу по белому бюстгальтеру в цветочек, плоскому животу, сиреневым трусикам. Она громко хмыкает и разворачивается ко мне спиной. Отшвыривает платье и сумку. Шагает к воде.

Словно на цепь посадила, за ней иду.

Сейчас отличный момент. Все сказать.

Если она сама вспоминть не может.

Задерживаю дыхание и с головой окунаюсь в воду. Считаю секунды, на седьмой выныриваю и убираю налипшие на лицо волосы.

Мокрую кожу обдувает ветерок, и я с удовольствием запрокидываю лицо к синему небу.

Классно.

И не так жарко.

Медленно плыву вдоль берега, воду я обожаю, в пансионе у нас был бассейн и тренировки три раза в неделю, из всех занятий спортом это самое приятное, мое любимое, чувствую, как вода обволакивает тело и кажется, что кожа в те же секунды более упругой становится, и все подтягивается.

Неподалеку плещутся парни, брат с друзьями. Рядом вьются их одноклассницы, они барахаются в воде с громким визгом, обнимаются, вешаются на шею парням.

Хмуро смотрю на них.

Такое ощущение, что я с другой планеты прилетела, когда вокруг полно людей тоже можно быть одинокой, не понимаю, откуда в них столько злости, поставить подножку, чтобы я на глазах всего пляжа носом вспахала песок - это было очень обидно, подло, зло даже.

И все лишь потому, что я в обычной школе не училась, как они, будто бы я не человек теперь, и надо мной можно издеваться.

– Грустишь, Анюта?
– спрашивают за спиной, и я разворачиваюсь в воде.