Мой персональный робот

– Потому что я взбалмошная, истеричная…

– Ты просто девочка.

– Неустойчивая психикой…

– Девочка.

– Эмоционально нестабильная.

– Ты просто…

– Девочка? Этим словом можно оправдать дебилизм и неадекватность?

– У тебя нет неадекватности. Просто широкий спектр чувств.

Его глаза смеялись, хотя лицо оставалась спокойный. Изумительно пахло; удачно подходили мясу специи.

– Там у тебя компьютер пищал. Наверное, получил сообщение.

– Да… Надо проверить, поработать. Сколько до готовности риса?

– Примерно полчаса.

– Я как раз успею.

У Аш Три были идеально чистые штанины, а ведь она помнила, как они запылились от долгого лазания в кустах.

– Ты успел почистить брюки?

Наверное, это неважно.

– Я всё успел.

Прозвучало удивительно глубоко и серьёзно.

Хелена долго смотрела в мужское лицо, а после неожиданно для себя попросила:

– Выкрути человечность на максимум.

Приподнялась широкая бровь. И вот теперь ухмылка прорисовалась очевидным образом.

– А, что, если я тогда обнаглею?

Она не стала спрашивать, в каком смысле, но стало смешно. И совсем чуть-чуть, как в школьные годы, затопило смущение. Пусть Эйдан о нём не знает, пусть что-то останется для него тайной.

– Повози, как ужин будет готов.

– Конечно.

Ей работалось удивительно легко. Ум ясный, светлый.

Плыли перед глазами цифры и буквы, ткались в новое зашифрованное полотно. И ловился кайф, как когда-то в институте, когда Хелена только осознавала, что видит невидимое, что умеет находить красоту в математических проводках. Формулы создают условия, условия складываются при изменённых значениях в новые результаты. Мир числовой магии…

А еще вспоминались ярко-желтые цветы. Из очень-очень далекого солнечного, как этот, дня. Помнились трещины на асфальте – то был стадион. Старое покрытие, изжившее себя. Желтые цветы росли буйными пучками из-под старых остовов, предназначенных для сидений, которые уже убрали.

Почему раньше она не вспоминала этот хороший день? Почему он хранился где-то столь глубоко, что ни раз не всплывал на поверхность? Мать тогда позволила себя уговорить, купила Хелене воздушного змея, но никак не могла совладать с верёвками – последние путались нещадно. Змей-уточка нырял, как будто тонул; мать ворчала, дочь смеялась. Ведь день был хорошим, не важно, как летит игрушка, важно, что воздух тёплый, что цветы яркие… Мама – она не умела замечать хороших вещей. А Хелена, которой, кажется, было семь, умела.

После ей купили мороженое – один шарик ярко розового цвета. Это было уже на соседней улице, где стоял лоток продавца. Как жаль, что показалось, что по ноге кто-то ползёт, что Хелена обернулась, наклонила рожок… Шарик тогда шлепнулся об асфальт, сделался клубничной кляксой.

Наверное, ожидалась буря в материнском настроении, шторм, шквалистые порывы. Злые слова, упрёки, срывающийся с языка яд.

Но каким-то образом тучу пронесло мимо.

Мать просто вздохнула, просто пожала плечами и сказала: «Бывает».

Одно слово.

Но в нём было так много.

В нём была судьба, которая вдруг повернулась хорошей, а не плохой стороной. Простота, жизненность.

И даже не обидно, что мороженое тогда Хелена так и не попробовала.

Сколько прошло десять-двадцать минут?

Профессор был прав, наверное, она гений, раз так красиво сложила и упаковала послание в новую форму. Почти без усилий, на лету.

Жаль, что мать кремировали, что некуда прийти. Нет места, где можно присесть, мысленно сказать что-то важное, главное.

Но ведь всё равно можно подойти, чтобы обняли.

И Хелена позволила себе это сейчас, пусть в прошлом, пусть семилетней. Она прижалась лбом к животу матери, к животу, которая та всегда считала уродливым, где свисал «валик», от которого не удавалось избавиться с помощью спорта и упражнений.

Прижалась. И ощутила, как по волосам погладила теплая рука.

Сидела так долго, и просидела бы еще дольше, если бы не голос Аш Три с кухни.

– Ужин готов!

– Иду!

Ей в голосе слышались собственные непролитые слёзы.

Прыжок случился не зря. Да, сложный день, но он что-то изменил.

Глава 15

Ллен

(Kelly Sweet – Je T’aime)

Она ела с удовольствием, забравшись с ногами на стул, параллельно просматривала в новостной ленте мемы, зачитывала ему шутки.

А Ллен тонул в странном, несвойственном ему спокойствии.

Хелена лучилась умиротворением, расслабившись после сложного дня. Она была собой, а он любовался её глазами, кожей, цветом волос, естественностью. Не наигранностью, не попытками быть кем-то другим, произвести на него впечатление.

Он в своей жизни соблазнил достаточно женщин. Потому что задания, потому что так было нужно, потому что хотел. Потому что влекла внешность, требовалась разрядка, на спор. Он был обычным, здоровым мужчиной, но никогда, вовлекаясь в короткие романы, он не проваливался в человека, в его энергию. Зачем?

А тут наблюдал за взаимной синхронизацией внутренних потоков и удивлялся тому, как мирно они дополняют друг друга. Он уйдёт однажды… Ведь придёт когда-нибудь второе сообщение, после третье. И пора будет возвращаться.

Она останется тут.

Возможно, на Каазу станет мирно – сразу или нет, – Хелена будет жить здесь, он в Нордейле. Эта мысль рождала диссонанс, какофонию там, где уже царила удивительно гармоничная мелодия, идеальная.

Эйдан видел женщин более ярких, броских, эффектных, но ни одна не вызывала в нём желание задержать взгляд, смотреть внутрь. Смотреть не по причине, но потому что ему было приятно, ему нравилось. Хелена излучала неброскую, но очевидную внутреннюю красоту, как будто светилась.

Почему ему хорошо?

Она зачитывала новости вперемешку с шутками, улыбалась, один раз даже подавилась – он ворчливо попросил, чтобы она была внимательнее с едой.

«Конечно» – она кивнула легко. Он воспринимался ей, как естественное продолжение её пространства, нужное, принятое целиком и полностью.

Может, этот день повлиял на него тоже?

– Можно спросить тебя? – в какой-то момент он отвлёк Хелену от телефона. – Если бы сейчас стало мирно, если бы закончилась война…