Мой плохой босс

— Я стирал! — возмущаюсь я. — Держи меня за прощелыгу, это всегда пожалуйста, но за лоха — не надо, Ир.

— Верещагин, — Ира недовольно поджимает губы, — знаешь, это не забавно. Я не предоставляю свои услуги контрактникам, и лимит моих сбережений не безграничен. Не мешай мне устроиться на работу. А то…

Она не заканчивает, договаривая глазами.

А то она снова вышибет меня из своей жизни.

— Почему ты не хочешь вернуться ко мне? — я осторожно касаюсь её талии. — Зарплата маленькая? Давай удвою.

Ира смотрит на меня как на идиота.

— Дело совсем не в зарплате, Верещагин, — она качает головой, — ты же понимаешь, в чем дело. Так?

Я не хочу на это отвечать. Потому что да, я понимаю.

Блядский корпоратив. Блядский виски. Блядские фанты.

И блядский Антон Викторович, который в настоящее время сам не может разобраться с тем идиотизмом, что натворил по пьяни.

Но… Теперь я знаю Её. Подлинную. Совершенно крышесносную. Это то, о чем я не жалею.

И моя цена в том, что Ира не хочет снова работать у меня в фирме, потому что я уронил её авторитет перед другими сотрудниками.

А ещё мы с ней почти две недели живём вместе, ну или по крайней мере трахаемся, и соединить это с моими выкрутасами на корпоративе и после него среднему звену сотрудников будет сложно.

Для Ирининого имиджа это невыгодно.

— Могу вернуться, с одним условием, — тянет Ира, сильнее натягивая мой галстук и совсем уже минимизируя расстояние между нашими губами, — ты перестаешь занимать место в моей постели. Согласен?

— Нет! — это выдыхается настолько резко, у Иры даже бровки удивленно вздрагивают. Но в этом вопросе у меня чрезвычайно хреново получается сдерживать эмоции.

— Тогда прекращай мешать мне устраиваться на работу, Антош, — чеканит она раздраженно, — это не смешно.

— Ладно, ладно, — капитулирую я, просто потому что сдохнуть хочется от одного только её недовольного мною тона, — я больше не буду.

Мой лютый шторм впивается в мой рот, выписывая мне нокаут.

— Какой ты у меня хороший послушный мальчик, Антон Викторович, — шепчет Ирина в краткую паузу, — только я тебя все равно накажу в ближайшее время. Для профилактики.

Хорошие новости. Даже очень…

Две недели спокойствия меня подвымотали. Спина почти зажила… Мне почти не больно рядом с Ней. И, кажется, что я занимаю не свое место, ведь я же ей не плачу свою дань.

— Я буду ждать, — сообщаю я и получаю в награду еще один поцелуй моей охуенной. Солоноватый, болезненный, терпкий.

Интересно, моя прокушенная губа с ней хоть будет успевать заживать? Кажется, она нарочно терзает прокушенное место, пока не почует вкус крови из растревоженной болячки.

Впрочем, я не в претензии. Мне только в кайф. Не в кайф только одно — блядские перерывы. Вот и сейчас, когда Ира отвлекается от моего рта снова, я жалею, что рядом нет Зарецкого. Вот прямо сейчас я бы лично оторвал ему голову.

— У тебя в штанах что-то вибрирует, — бурчит Ира, глядя на меня недовольно, — скажи мне, что это телефон, а не то, что я подумала.

Надо же. И вправду вибрирует…

И все-таки как основательно я проебался на корпорате с оценкой сексуального образования этой дьяволицы. Она так спокойно отпускает пошлые намеки, даже я так не умею.

— Я не только скажу, я и показать могу, — вздыхаю я и вытаскиваю смартфон из кармана брюк. Ровно для того, чтобы увидеть на дисплее фоточку любимой сестрицы.

— Ну, надо же, живой, а я уж думала тебя в федеральный розыск отправлять, братишка, — ворчит Вика, когда я беру трубку, — куда ты пропал, консьерж говорит, тебя уже две недели почти не видно.

— Ты хоть приплачиваешь тому консьержу за наблюдательские работы, а, мучача? — уточняю я, тихонько скользя пальцами по изгибу талии Иры. Она жмется ко мне — моя хищная кошка, не желает отпускать на волю. Хотя… Нахер мне нужна та воля, в которой нет её острых когтей?

— Какой ты милый с сестрой, Антон Викторович, — ласково шепчет мне Ира.

— Не всегда, — фыркаю я, чуть отодвигая телефон ото рта, но Вика все равно слышит, — это когда она себя ведет как примерная сестра. А не как коза.

— Ты что, у бабы завис? — недоверчиво уточняет Вика. И секундой спустя на мочке моего уха смыкаются крепкие Ирины зубы. Твою ж мать, Хмельницкая! Вот умеешь же ты выбрать время.

Но от этого нереально отказаться. От тонких пальцев, что пробегаются по лацкану рабочего пиджака, спуская его с плеч. От крепких зубок, что обещают мне куда большие приключения.

— У девушки, мучача, не у бабы, — я пытаюсь выровнять дыхание, — у моей девушки.

Ира фыркает мне на ухо и кусает меня сильнее. Хорошо. Если боль есть — значит, никто мне ничего не скажет, если пущу свои руки дальше талии.

Это проверено, да.

Но, черт возьми, мне никто не говорит, что я тороплю события. Если бы торопил — меня бы не кусали. Меня бы послали домой. А тут будто поощряют.

Я порадовал Госпожу?

— У девушки? — задумчиво повторяет Вика. — Антош, может, мы поужинаем? Нам бы надо поговорить.

Где-то тут совсем рядом ладонь Хмельницкой ныряет мне за пряжку ремня, прямиком к члену. К и без того уже возбужденному до крайности, а под её пальцами — и вовсе каменеющему до самого крайнего состояния. Сильнее возбудиться просто нельзя.

— Нравится? — Зеленые жестокие глаза впиваются мне в лицо. Все это — шелковым шепотом, который точно слышу только я. У меня такой роскоши нет — у меня телефонный микрофон у подбородка.

Нравится? Когда меня тут раздевают прямо во время телефонного разговора с моей сестрой? Которая о моем безумии совершенно не в курсе?

Яд в моей крови медленно вскипает.

Нравится. И это слабо сказано.

Только бы не спалиться….

— Попроси меня остановиться, — шепчет эта бесстыжая стервозина. Попросить… При неоконченном телефонном разговоре. Так и хочется спросить: Ир, ты издеваешься?

Бессмысленно. Я знаю, что издевается. Не нужна ей просьба, ей нужно, чтобы я подыхал, пока её мягкая ладонь скользит по моему члену. Взад-вперед, взад-вперед… Будто напоминая, кто тут хозяйка для этого легко возбуждаемого имущества.