Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Мой ребенок слишком много думает. Как поддержать детей в их сверхэффективности
Шрифт:

Д-р Доминик Дюпань также отходит от медицинских критериев, определяющих СДВГ7. Он предпочитает говорить о «переключателе телепрограмм». По его словам, «характер человека, щелкающего пультом телевизора, берет начало из доисторических времен. Такое импульсивное и интуитивное поведение – это поведение охотника или воина. „Переключатели и переключательницы программ“ скучают и хиреют среди земледельцев и их потомков, которые правят миром вот уже 10 тысяч лет. Их очень рано начинают притеснять в нашей образовательной системе, задуманной людьми спокойными, внимательными и терпеливыми».

Вот что д-р Дюпань говорит по поводу «Риталина»:

Психиатр

Патрик Ландман говорит почти то же самое:

Когда ко мне приходят родители и рассказывают о своем «гиперактивном» ребенке, я спрашиваю их, случается ли ему быть спокойным и сосредоточенным на чем-то. Ответ всегда один и тот же: «О да, когда ребенок рисует или играет в „Лего“, он спокоен и может проводить так целые часы!» Не удивительно ли это для ребенка, якобы неспособного сосредоточиться? В моей практике такие дети с диагнозом СДВГ проявляют перевозбуждение, невнимательность и тревожность, когда им скучно, а также в неблагоприятных для них обстоятельствах.

Наконец, взрослые сами себе противоречат. Ребенок, который должен быть полным жизни и энергии, признается «гиперактивным», если он ведет себя немного резво. Вместе с тем Всемирная организация здравоохранения начинает серьезно беспокоиться по поводу возрастающей малоподвижности детей и их тучности, которая также сильно возросла. Исследования показывают общее снижение сенсомоторного развития и силы у детей. К этому недостатку силы добавляются трудности с ориентацией в пространстве, слабое равновесие и плохая координация движений. Когда ребенок лежит на диване перед телевизором, это никого, по-видимому, не беспокоит. Если же ребенок проявляет потребность двигаться, бегать, лазать, прыгать, тогда надо скорее бежать на консультацию! А если заболевание СДВГ просто означает, что ребенок полон жизни?

Чтобы успокоить учителей и школьную администрацию, многие родители соглашаются лечить своего ребенка этими лекарствами. Такие дети задают нам вопрос, а мы отвечаем им седативным лечением. Позор нам!

Расстройства ДИС

Под термином «расстройства Дис» объединяются специфические расстройства когнитивной сферы и проблемы с обучением, которые из них вытекают. Эти когнитивные расстройства являются врожденными. Они появляются в процессе развития ребенка, до или во время первых попыток обучения, и остаются во взрослом возрасте. 10 % мирового населения страдает дислексией, а это 700 миллионов человек. Около 3 % – «тяжелые» дислексики, то есть один человек на класс. По моему мнению, если 10 % мирового населения страдает врожденным расстройством, которое длится всю жизнь, это скорее не расстройство, а просто особенность. Тем более что у дислексиков охотно признают высокий интеллектуальный уровень.

Я также вижу другую путаницу в понятии «дис»: под одним и тем же словом понимают когнитивное расстройство и его следствия – «сложности в обучении». Если бы обучение проходило по-другому, разве существовали бы сложности в обучении? А без проблем в обучении когнитивные особенности людей с расстройствами Дис разве были бы расстройствами?

Патологизация такой особенности несет разрушительные последствия для детей с ярлыком «дислексиков». Хотя сейчас признается, что дислексия не имеет психологических причин, все же сам этот диагноз, в свою очередь, влечет за собой катастрофические последствия для таких людей. Д-р Патрик Керсья уверен, что дислексия – это главная причина суицидов в подростковом возрасте. Я не думаю, что сама по себе дислексия ведет к депрессии – скорее причиной становится клеймо и снижение самооценки из-за этого диагноза. Пусть д-р Керсья для начала сам прекратит пользоваться такими терминами, как «расстройство», «аномалия», «тяжелая патология»…

Чтобы написать этот абзац, я изучила много источников по дислексии. Мне искренне жаль родителей, у которых дети имеют расстройства Дис. Какой тяжелый труд – сориентироваться в этой информации! Некто Бейкер составил список всех работ по дислексии, опубликованных за последние 30 лет. Он нашел 3871 работу по этой проблеме и из них только 32 – по возможным способам психотерапии этого нарушения.

У меня создалось впечатление, что по этой теме было высказано множество совершенно противоположных мнений. Единственное, в чем сходятся специалисты, – не все еще известно. Некоторые теории спорят друг с другом, хотя должны были бы, как мне кажется, попробовать дополнить, а не противопоставлять себя и не бороться друг с другом: магноклеточная теория, мозжечковая теория, проприоцептивная теория, фонологическая теория и совсем недавно появившаяся теория слишком большой симметрии пятен Максвелла… Сейчас во Франции наиболее распространена фонологическая теория.

Елизабет Нуйц (Elisabeth Nuyts) – исследователь в области педагогики, дефектолог, помогающий людям с трудностями

в обучении и в реабилитации когнитивных функций. Ее работы (в частности, открытия в области дислексии и разработанные ею методики) получили премию «Образование и Свобода» в 2002 году.

Она считает, что новый общий способ чтения (la nouvelle lecture globale)8, быстро и про себя, не позволяет ни сэкономить время, ни проникнуть в смысл. Она объясняет:

По ее мнению, человек изначально является «словесным существом»: у него нельзя отнять речь, не причинив ему вреда. Что же делать? Решение в том, чтобы снова ввести речь во все виды обучения: говорить, что видишь, говорить, что слышишь, говорить, что пишешь.

Учительница младших классов Селин Альварес провела обучающий эксперимент. За два года все дети из ее старшей группы детского сада и 90 % из средней группы научились читать. Она подтверждает слова Элизабет Нуйц. Лучший способ научить читать – фонематический, то есть слуховой. В отличие от общего и слогового, этот метод состоит в том, чтобы слышать и узнавать фонемы в словах. Например, в слове «лошадь» два слога, но пять фонем (л-о-ш-а-д’). Таким образом общий, или визуальный, метод следует совершенно отбросить. Но, возможно, нужно индивидуализировать методики обучения, чтобы лучше адаптировать их к каждому ребенку.

Моя русская дислексия

В возрасте 50 лет я решила выучить русский. Этот опыт позволил примерить на себя шкуру ученика подготовительного класса (в котором у меня не было никаких проблем с обучением чтению). Я выучила алфавит с очень красивыми буквами (ж, ф, ю…) и снова открыла для себя радость от возможности быстро прочитать некоторые слова: «жираф», «телефон». Вспомните детей, с удовольствием читающих все надписи, которые попадаются им на глаза: «сыр, кет-чуп, гор-чи-ца…» Потом я поняла, что такое малограмотность: русские буквы произносятся практически так же, как пишутся. Я могла читать целые тексты, даже не понимая их смысла.

Удивительно, но чем больше я продвигалась, тем больше все усложнялось. Автоматические привычки не действовали. В конце концов я поняла причину. Я открыла такую форму дислексии: в некоторых словах, особенно длинных, те буквы, которые я еще плохо знала, слишком сливались друг с другом. Я не могла отделить их одну от другой. Мне просто нужно было сделать между ними небольшие расстояния, чтобы иметь возможность даже не прочитать их, а хотя бы увидеть. Например, гораздо легче различить буквы, которые составляют слово «лишний», расставив их, – лишний. То же самое происходит с маленькими французскими дислексиками. Представьте, насколько слово «merveilleusement» может казаться всего лишь последовательностью округлых линий. Написание merveilleusement снова возвращает каждой букве ее форму. Есть также другие методы для дислексиков, которые делают буквы более читабельными. Только достаточно ли они используются? Таким образом, моя дислексия была частично визуальной. Но к этому добавилась еще одна проблема. Читая с запинками и отчаявшись когда-нибудь перестать мямлить, я осознала, что страдаю (ведь так это говорится?) формой синестезии: я вижу гласные в цвете, а согласные – черными. Например, «а» – желтое, «о» – синее, «u» – зеленое. Для меня буква «i» красная. Однако русские варианты «i» (и, й, ы) оставались черными. Я не замечала их среди согласных. Это совершенно сбивало меня с толку. Самыми сложными были буквы «у». Я вижу букву и соответствующий ей звук (во французском она произносится [i]. – Примеч. пер.) цвета бордо. А в русском языке буква «у» произносится как французское «ou» (зеленый цвет). Я автоматически читала «я шучу» как «я шичи», а это, ясное дело, совсем не одно и то же.

Чтобы преодолеть все эти сложности, мне пришлось покрасить одну за другой все гласные из моих текстов в тот цвет, который соответствовал их звуку. Дело это было не быстрое, но оно того стоило. Тексты внезапно осветились. Цветные гласные сделали заметнее черные согласные. Я больше не попадалась в ловушку этой проклятой буквы «у». Я смогла бегло читать, узнавать и понимать слова. У меня даже получилось читать лекции на русском. Таким образом, достаточно было найти хитрость, которая помогла мне преодолеть трудности. Прошло какое-то время. Я отложила русский в сторону, захваченная новыми проектами. Недавно мне довелось читать текст на русском. К моему большому удивлению и огромной радости, он сам предстал передо мной цветным. Моя синестезия автоматизировалась. К счастью, я смогла приспособить свое обучение к моему странному способу читать. А что было бы, если бы я не нашла хитрость, которая устранила препятствие? Позволили бы ребенку из подготовительного класса раскрасить текст, как ему нужно? Смог бы он сам найти то, что помогло бы ему преодолеть его трудности? Синестезия, очень часто свойственная сверхэффективному мозгу, в наших педагогических методиках совершенно игнорируется. Конечно, было бы сложнее адаптировать текст, если бы «а» были мохнатыми, «i» матовыми, «о» – блестящими и т. д., как это часто бывает у таких детей. Но если бы мы помогли им это осознать?

Поделиться с друзьями: