Мой сиамский брат - Генеральный секретарь

– А что тут у нас?
– Засмеялась. Ее смех, звонкий как колокольчик, чуть хриплый сильный голос пьянили шефа, не хуже хорошего коньяка.

– Ты что делаешь озорница? Брежнев посмотрел в зеленые, такие желанные глаза своей избранницы.

– А ты?

Ильич порывисто обнял “озорницу”. Буквально впился губами.

– “Все пропал, как есть пропал. Говорил я ему, старому пню погубят нас бабы”.
– Викторин старательно регулировал кровяные потоки в нужное направление, следил за сердцем. Делал свою нелегкую, но сегодня такую приятную во всех отношениях работу.

– Вот, что делает поздняя любовь. Эх, кабы нам не помереть “сладкой” смертью сегодня, второй раз с утра это перебор.
– Витя искренно опасался за измученный страстью организм. Вчера Брежнев все-таки вырвался с работы. Сразу после совещания в Кремле. Махнув рукой на все. И ни мгновенья не жалел об этом. Охране велел передать, что бы не звонили и не соединяли ни с кем. Только если война начнется, не иначе. После бурных утренних процедур, они сидели за одним столом. Она делала ему бутерброды с красной икрой и семгой, все время подкладывая очередной кусочек. Ильич не успевал жевать. Девочка любила теперь так кушать по утрам. Время от времени на кухне подходила, то поцелует в маковку, то приобнимет за плечи, и все чего - то щебетала. Подшефный сидел, жадно ел, пытался отвечать с полным ртом. Получалось - бу, бу, бу. Ильич был счастлив, как кот объевшийся сметаной.

– Во, прям голубки, ты смотри шеф не объешься. А то она тебя до смерти закормит. Ишь, как икру то мажет, тут ее на бутерброде больше, чем хлеба. Лень, ты давай заканчивай жрать. Пора дело исполнять. А то, я смотрю, как в басне Филатова: “утром мажу бутерброд, сразу мысль, а как народ. И икра не лезет, в горло и компот не льется в рот”.

– Генсек застыл в оцепенении, потом со злостью выплюнул недоеденный бутерброд на пол. Закашлялся.

– Зайчик, что с тобой? Кушай осторожно.
– запричитала, взволнованная Юлечка. Брежнев молчал, замерев. Диалог “сиамских братьев” стал взаимным. Но избранница генсека не знала таких тонкостей.

– Викторин, … собачий, опять о компоте с икрою?! Все - выселяйся…. иначе я тебя, хоть как выковырну. Вот приглашу попов, пусть тобой чертом займутся…Это же надо, в такой момент. Такое утро ….Ты давай решай окончательно. Ты с кем?

– Это мы уже слышали, “с кем вы, деятели культуры?”. Насчет угроз. Вот после этого тебя Суслов в Кащенко и определит, или сразу в Кремлевку, в смысле Кремлевскую стену. Так вот, я хочу напомнить кому ты, Казанова престарелый, обязан этим, столь прекрасным утром. Ты, морда неблагодарная, эксплуатируешь мой беззаветный труд. Ты эксплуататор. А не коммунист. Тут вкалываешь, не покладая рук, мне поспать некогда.

– Какой эксплуататор? Это клевета. Тебе, что самому вчера, не понравилось что ли? Или я не соответствовал вашему уровню?
– Пока шел этот разговор близких друзей. Лицо медсестрички становилось все более испуганным. Брежнев же был в ступоре, ну так ей казалось.

– Это инсульт…Что теперь со мной будет мамочка моя. Леня, что с тобой? Не молчи!
– Юля стала укладывать Брежнева на пол, при этом засовывала свой халат ему под голову. Потом в чем мать родила, бросилась открывать дверь. Там за дверью находились два охранника. От волнения руки дрожали, сразу стали потными скользили, ни как не поддавался замок, по щекам Юли текли слезы, зубы стучали. Два охранника находящиеся за дверью услышав плач и крики медсестры, поняли, что-то с “дедом”. Медведев, не долго думая, решил выбить дверь. В следующую минуту массивная, крепкая на вид дверь пала под дружным ударом могучих плеч телохранителей генерального секретаря.

– Что с “дедом”, где он?
– рявкнул Медведев. Зареванная трясущаяся Юля побежала на кухню. Скорости, с какой рванули за ней охранники позавидовал бы и Карл Льюис с Беном Джонсоном. Пробегая мимо Юлечки, Володя отметил - ” да губа у деда не дура”.

В то время пока у Юлии, и сотрудников девятки сердце трепетало от страха за Генерального секретаря, диалог между “сиамскими родственниками” продолжался.

– И вы, Леонид Ильич, хотите, что бы только я все делал для вас. Заняться делом, прочитать нужную книгу вас не допросишься.
– Дело в том, что в бытность свою в родном Трофимовском теле Викторин, как всякий советский интеллигент любил читать. В основном русскую фантастику, много читал книг по истории. В общем, был читающим человеком. Ну а “тело”, что ему досталось, по воле Высших сил, не желало читать. Вот не любило и всё тут, не имело такой привычки. Это заставляло Викторина страдать. Он долго терпел, но любому терпению, как известно, приходит конец. И, по закону подлости, конечно, он пришелся на столь, долгожданный и приятный во всех отношениях день. Ну, чему быть того не миновать.

– Сколько раз просил, возьми, купи, почитай Стругацких, Азимова закажи, пусть привезут, почитаем. А ты все некогда, да лучше хоккей посмотрим. Я конечно хоккей люблю, сам болельщик. Но ведь нужна душе и духовная пища. Серость ты непроцарапанная, долдон необразованный. И как ты Генсеком-то стал? Чего удивляться, что весь СССР развалился - меченому досталось “богатое” наследство.

– Как! Как долдон!?…Ну ты, …ну мудак ты Витя. Это я серость!? Да я стихи сочинял. Я может, стал бы поэтом, или писателем. Но некогда было учиться. Надо было семью кормить. Ты, что такое голод и близко не нюхал. Гнилая ты интеллигенция, буржуазный подпевала.
– В это время вбежали в комнату охранники. Медведев увидел, что Брежнев лежит в одних трениках на холодном кафельном полу с халатом под головой и не шевелится. А Юля лежала в коридоре, практически без сил от всего - поскользнулась на испанском кафеле. Ну до чего же не везет. Слезы лились прямо ручьем на упругую девичью грудь.

– Леонид Ильич, что с вами? Леонид Ильич!? Звони в скорую.
– Приказал напарнику. Сам опустился на колени проверить сердце. В горячке решил, не бьется.

– Будем делать искусственное дыхание, рот в рот.
– И прильну со всем рвением губами ко рту Генерального секретаря.

Несмотря на всю принципиальность позиции, Викторин забеспокоился первым.

– Шеф, кончай базар. Включай ориентацию, глянь, что вокруг делается.

– У..ой..Юля, ну что ты так крепко целуешь? А ж губам больно - очнулся Брежнев,

Полковник Медведев радостно заулыбался - помогло искусственное дыхание.

– Как вы, Леонид Ильич, что с вами, где болит?

– Да все со мною в порядке, задремал вот чуток. А вы все всполошились.
– Брежнев рукавом вытирал

губы и плевался на пол. На кухню буквально влетел другой телохранитель.

– Все скорую вызвал, как “дед”?

– Дед вам молодым еще сто очков фору даст.
– Недовольно ответил Ильич.

– А где Юля? Юленька ты где, рыбка моя? Брежнев встревоженный вскочил. Тут все услышали всхлипы и причитания в коридоре. Пожилой “Ромео” бросился к ней.

– Леонид Ильич я коленку ушибла, - протянула дрожащие тонкие пальцы к избраннику,-

– И вот, два ногтя сломала ..уууу, - плакала на плече Брежнева Юля.

– Посмотри Викторин, до чего ты девушку довел.
– Начал диалог Ильич.

– А чего расстраиваться? Ну упала, ноготь сломала. Купи ей кольцо с брюликом. Как поется в одной песне “лучшие друзья девушек бриллианты”. Думаю у тебя зарплаты хватит… А лучше свози ее на море.

– Юлечка, хочешь, на море поедем? Поплаваем вместе, позагораем.

– Ленечка, у меня нового купальника нет. А куда поедем? В Сочи или в Ялту? Сейчас там холодно - не сезон. Может в Болгарию на Золотые пески? Мне знакомая рассказывала, какие там пляжи просто восторг.
– Рыдания прекратились, горе было забыто.

– Ильич, свези ее на Кубу, да и я там не был - опять прорезался Викторин.

– На Кубу?

– Ага, а там знаешь, какие мулатки-шоколадки ходят?…У… такие формы.

– Мулатки!?…Кхе…Кхе… - Юля поедем на Кубу. Там лучше, чем в Болгарии и с Фиделем давно я не виделся. Уважал Фиделя Генсек усмехнулся. На лице мелькнуло что-то похожее на неодобрение. Всякое упоминание об Афганистане портило настроение.