Мой слуга Тень

Странно, что доктор первым озвучил предположение. Не иначе эта мысль уже стучалась в его голову.

В смерти ее отца было много непонятного. У уличных артистов отлично развита интуиция. Они чувствуют, когда дело пахнет керосином. Легко вычисляют зрителя, который может устроить скандал, предугадывают появление полицейских, успевая вовремя свернуть представление в неразрешенном месте.

Вот и сейчас каждый раз, когда речь заходила о бароне, Ирис волновали дурные предчувствия, а руки чесались от желания действовать.

Но она пока слишком мало знала, чтобы делать выводы – однако намеревалась узнать больше.

В конце дороги показался забор усадьбы. У ворот толпились люди.

Возглавляли толпу двое хорошо одетых мужчин: один статный, черноусый, а второй бледный и лысый. За ними стояли три женщины в черных платьях и шляпках с вуалетками.

Люди разговаривали с Рекстоном. Точнее, уговаривали – их просительные позы были красноречивы.

Дворецкий стоял непоколебимо, сложив руки за спиной, и отрицательно качал головой. Он что-то терпеливо разъяснял непрошеным гостям, а когда черноусый попробовал обойти его и проникнуть за ворота, Рекстон властно придержал нахала за плечо.

Дворецкий сделал повелительный жест в сторону Альсингена, повысил голос, несколько раз что-то грозно повторив. До Ирис донеслось слово «полиция».

Лысый бессильно вздел и уронил руки, скорчил свирепую гримасу, но пошел прочь. За ним угрюмо потянулись и его спутники.

– Кто это? Что они хотели? – спросила Ирис, подходя к воротам.

– Столичные туристы, любители старины. Настойчиво желали осмотреть усадьбу.

– Что ж вы их не пустили? Пусть смотрели бы на здоровье. Вам что, жалко?

Рекстон шокировано приподнял брови.

– «Черный дуб» – не музей, госпожа Диль. Мы не пускаем сюда зевак. Добрый день, доктор Фальк.

– Привет, дружище, – доктор хлопнул Рекстона по плечу, тот дернул уголком рта – ему была неприятна фамильярность.

Дворецкий глянул на Ирис и спросил суровым тоном:

– Что с вами случилось, госпожа Диль? Ваше платье! Простите, но вы словно в луже искупались.

– Так и было! Доктор меня спас и доставил домой.

– Вам следовало надеть резиновые сапоги и взять зонтик, как я советовал.

– Виновата, не послушалась и, вот, поплатилась, – безо всякого раскаяния сказала Ирис. – Ругать будете, господин опекун?

– Я немедленно распоряжусь, чтобы для вас набрали ванную.

– Дайте мне щетку, пожалуйста, платье почистить.

Рекстон вздохнул.

– Госпожа Диль, для такой работы есть горничные. Но я сам займусь вашей одеждой. Оставьте ее на стуле. Не беспокойтесь, к вечеру ваше платье будет как новое.

– Бросьте, Арман! С какой стати вы будете возиться с моими грязными тряпками? Мужчине не пристало таким заниматься.

– Это моя обязанность, госпожа Диль, – отрезал Рекстон, и по тому, как дернулась его губа, пряча оскал, Ирис догадалась – он оскорблен.

А что она такого сказала?

– Вы останетесь на обед, доктор Фальк? – спросил Рекстон. Он задал вопрос доктору, как будто был не дворецким, а хозяином дома. Ирис уловила в его голосе недовольную нотку.

Ее увлекла эта игра – угадай по лицу и тону дворецкого, что он на самом деле думает. Свои чувства он скрывал мастерски, но порой они все же прорывались наружу.

Сдается, под невозмутимой маской кипят нешуточные страсти, и нрав у Рекстона отнюдь не мирный. У него мягкая речь и сдержанные манеры, но Ирис видела, что за внешней невозмутимостью прячутся железная воля и сильные чувства.

Он отчего-то сердит на доктора. Ну, и на нее тоже, но это уже давно понятно.

– От обеда не откажусь! – застенчиво признался доктор Фальк. – И от стаканчика шнапса тоже.

– Прошу в гостиную. Я доложу о вас госпоже Эрколе. Обед будет подан через двадцать минут.

Ирис поднялась к себе и умылась. Испорченное платье повесила на стул, как велел Рекстон. Мысль о том, что мужчина будет чистить его, приводила ее в смятение.

Во-первых, уход за гардеробом – дело интимное. Во-вторых, этот надменный дворецкий с внешностью киноактера увидит, как истрепан подол.

Когда она достала блузку и юбку, досада усилилась. В этом доме принято переодеваться к обеду. Наверняка нужно что-то нарядное, и украшения не помешают.

У нее есть платье для выступлений, обшитое золотыми блестками. Вряд ли Рекстон его одобрит. И ее тетушка, разумеется. Значит, щеголять ей в серой блузке и коричневой юбке.

Ну и ладно. Тут все свои. И все знают, что она небогата. Да и никто в этом доме теперь не богат. Как бы тете Грете не пришлось в скором времени заложить свое жемчужное ожерелье.

За обедом настроение Ирис улучшилось. Родственники не косились на ее наряд, хотя тетя вышла в изящном бархатном платье и тюрбане, а Даниэль влез в дорогой костюм с приличным галстуком. Лицо у кузена было одутловатое и взгляд расфокусирован после проведенного дня в трактире.

И тетя Грета, и Даниэль не утратили дружелюбия. Легкая натянутость в отношении к гостье чувствовалась, но неприязни не было.

Но, возможно, Ирис лишь хотелось видеть доброе расположение, а остальное она замечать не желала. Иллюзий в отношении родственников она не строила. Она получила то, что они уже считали своим.

Доктор Морган развлекал всех беседой. Говорил мягко, не слишком оживленно, показывая уважение к горю хозяйки. Барона ни разу не упомянул, но делился деревенскими сплетнями.

Тетушка быстро втянулась в разговор. Даже Даниэль, который на протяжении обеда мало ел, но пил много воды, пару раз уместно пошутил.

Что ж, жизнь продолжается. Хозяин дома похоронен, завещание оглашено, теперь мысли обитателей «Черного дуба» заняты другими заботами. И, как показалось Ирис, о бароне сильно горевать не будут.

Ирис наслаждалась приятным времяпровождением. Доктор попросил ее рассказать об артистической жизни, и она поведала несколько забавных историй.

Например, о том, как во время ее представления полиция задержала знаменитого гангстера, который увлеченно следил за приключениями кукольных героев и не заметил облавы. Или как однажды на ее выступление явился сам премьер-министр с маленькой дочерью и остался доволен, и даже подарил ей пятьдесят кронодоров, а его дочь наивно спрашивала, правда ли ее куклы живые, но заколдованные.