Мой суженый, мой ряженый
Шрифт:
— Но только совсем немного. До вторника. Во вторник у меня отменились лекции в университете, и я смогу позаниматься с вами. Выведите все на чистовик, оформите окончательно. Посмотрим, что получится. Согласны?
— Хорошо, я все сделаю. До свиданья. — Женя вылетела из кабинета, как на крыльях.
На сердце у нее было так легко и радостно, как давно уже не бывало. Хотелось смеяться без причины и даже запеть в полный голос. Что-нибудь из хорового репертуара.
«Завтра схожу на репетицию, — подумала она. — А сегодня позвоню Женьке. Прямо сейчас, сию минуту!»
Она набрала номер, но телефон оказался выключен.
У двери ее встретил Ксенофонт. Вид у него был тоскливый и голодный.
— Бедный ты кот, — посочувствовала ему Женя. — Уехала наша мама, теперь мы оба будем неухоженные.
Она прошла на кухню, нашла в шкафу пакетик «Вискаса», вскрыла его и вывалила содержимое в кошачью плошку. Ксенофонт тут же принялся за еду.
— Я, между прочим, тоже заслужила обед, — сказала ему Женя и полезла в холодильник.
Там, однако, к ее глубокому разочарованию, стояла только кастрюля с куриным бульоном и лежала связка бананов — Ольга Арнольдовна, собираясь в спешном порядке, не успела наготовить обычных своих вкусностей.
— Ладно, — Женя вздохнула и, поставив кастрюлю на плиту, ушла в комнату.
Там она снова сделала попытку дозвониться до Женьки, но тот по-прежнему находился вне доступа. Она поглядела на часы: было уже половина четвертого. «Может, он дома?» — решила Женя. Поколебалась и набрала городской номер. Трубку взяла Зинаида.
— Але! Это кто?
— Зинаида Максимовна, это я, Женя. Женька дома?
— Нет его, — проговорила та.
— А когда будет, не говорил?
— Не-а, не говорил. Он вообще сказал, чтобы я в его дела не лезла, а то он меня в комнате запрет. — Зинаида говорила с жаром, видно, ей давно уже хотелось кому-нибудь пожаловаться.
— Вы ему передайте, что я звонила. Пусть перезвонит, когда придет. У него сотовый не отвечает.
— А ты где? — деловито осведомилась Зинаида.
— Дома я. У себя дома. Передадите?
— Передам.
Женя повесила трубку на рычаг и улеглась на диван, блаженно раскинув руки. Затем вспомнила про суп, вскочила и кинулась в кухню, но было уже поздно: из кастрюли на плиту с шипением бежала золотистая жидкость. Стекла запотели, пахло специями и лавровым листом. На полу сидел Ксенофонт и сыто облизывался.
— За столько лет мог бы научиться выключать газ, — упрекнула его Женя, снимая кастрюлю и вытирая накипь тряпкой.
Бульону осталась лишь капля, на самом дне, и тот имел вид весьма неаппетитный. «Мама, как в воду глядела, — подумала Женя, доставая с полки батон. — Придется питаться бутербродами». Она и представить себе не могла, чтобы тащиться в магазин, покупать там продукты, готовить из них что-нибудь полезное и питательное. Ей хотелось одного — лечь и отдыхать. Полностью расслабиться, выкинуть из головы сложнейшие уравнения со множеством неизвестных.
Она сделала себе крепкий кофе, съела сэндвич с сыром и вернулась на диван. Ксенофонт устроился у нее в ногах и тихонько мурлыкал.
Прошел час. Затем другой. Женька не объявлялся. Женей понемногу начала овладевать тревога. Куда он мог деться? С его характером Бог знает на что он способен!
Не успела она об этом подумать, грянул телефон. Женя лягнула Ксенофонта и подбежала к аппарату.
— Да, слушаю.
— Пичужка,
это я.— Слава тебе, господи, — вырвалось у нее. — Где тебя носит весь день?
— Неважно. Ты звонила?
— Я тебе с трех часов трезвоню по всем номерам Тебя достать нереально.
— А что ты хотела? — его голос звучал очень сдержанно и спокойно. И очень-очень вежливо, просто невероятно вежливо для Женьки.
— Да ничего особенного. Просто поделиться радостным известием.
— Каким?
— Я почти все доделала. Преподаватель меня похвалил.
— Поздравляю. И что теперь?
— Теперь я свободна до вторника. И мечтаю тебя увидеть. Как тебе перспектива встретиться?
— Нормально.
— Но только… — Женя запнулась на мгновение, потом решилась и проговорила твердо. — Только приезжай сюда. Я жутко устала, у меня все кости ноют от сидения за компом. Не волнуйся, мама уехала, ее не будет до воскресенья.
В трубке воцарилось молчание. Она ждала, напряженно покусывая губы. Сейчас Женька по обыкновению скажет: «Нет. Это исключено». И придется снова ехать к нему, потому что больше не видеться с ним она не может. Придется ехать.
— Хорошо, — произнес он очень тихо. Так тихо, что Женя толком не расслышала его слов. Вернее, расслышала, но побоялась поверить.
— Я не поняла. Ты приедешь?
— Я же сказал, да.
— Когда?
— Через два часа.
— Женька!! — Она даже подпрыгнула от радости. Испуганный Ксенофонт пулей метнулся от нее, и взмыл на шкаф.
Трубка по-прежнему молчала.
— Жень, — позвала Женя.
— Что?
— Тебе адрес сказать?
— Не надо. Я помню.
— Даже квартиру?
— Все помню. Лучше скажи, ты, небось, без матери голодная сидишь?
Она улыбнулась.
— Точно. Как ты угадал?
— Будто я тебя не знаю. Продукты в доме есть хоть какие-то?
— Есть чуть-чуть куриного бульона — то, что не выкипело. Еще бананы.
Женька усмехнулся.
— Понял. Ладно, жди. Через два часа буду.
В трубке раздались короткие гудки. Женя с сияющим лицом несколько секунд стояла посреди комнаты. Потом в нее точно бес вселился. Она подлетела к зеркалу, с тревогой оглядела себя, вертясь из стороны в сторону. Нет, вроде все в порядке, никаких кругов под глазами, волосы, только вчера вымытые, лежат, как надо. Кажется, она немного похудела, но это как раз здорово.
Продолжая пребывать в состоянии эйфории, Женя придирчиво осмотрела комнату. Бардак в ней был еще тот: компьютерный стол завален, на спинке стула неубранная одежда, на ковре возле дивана крошки — вчера перед сном она пила чай с мамиными пирожками.
Женя быстренько принялась устранять беспорядок. Минут через пятнадцать ее жилище имело вполне приличный вид, хотя, конечно, до Зинаидиной стерильности было далеко. Она сходила на кухню, ополоснула свою чашку, отмыла с порошком плиту и надраила кастрюлю, выплеснув предварительно остатки ненужного бульона в раковину. Завершив на этом хозяйственные дела, Женя со спокойной душой отправилась в душ и вышла оттуда благоухающая, точно японская гейша. Ей хотелось, чтобы у Женьки при виде нее поехала крыша. Господи, как давно она его не видела! Целых четыре дня. Четыре дня они не глядели друг на друга, не цапались по пустякам, не мирились, не смеялись, не сидели рядом, бок о бок. Четыре дня — неимоверный срок!