Мой талантливый враг

– То есть никакой политической подоплеки? – подытожил он.

– Елена, посмотри на меня. Я здесь! Я здесь! Елена! – продолжал орать мой новый фанат. Он дышал на стекло и выводил пальцами сердечки.

– Эм… Думаю, все очевидно. Преступление раскрыто, и это не покушение. Я уже могу вернуться в академию? Жутко устала, и ребята в фургончике ждут.

– Особенно Ласло, – кисло напомнил Винс, пытаясь меня зацепить.

– Я про него и говорила. Он очень ждет меня, – перекинула мяч на поле Вестерхольта и сильнее сжала его руку.

– Собралась петь ему сладенькую колыбельную? – не унимался Винс и рывком развернул меня к себе.

– А ты против? – с вызовом спросила его, но Винни ничего не успел ответить, потому что дядя вмешался и начала разводить нас по сторонам, расцепляя хватку Вестерхольта.

– Так-так-так. Прекращайте уже ваш детский сад. Я замучился вас двоих разнимать. Вы хуже ваших отцов. То дружба до гробовой доски, то лютая ненависть.

Замучился разнимать? Когда он нас разнимал-то?

Я даже забыла, о чем мы только что спорили с Винсом. Когда это он нас разнимал? И почему он сейчас такой бледный, слово проговорился о чем-то запретном. Да и Вестерхольт смотрит на меня испуганно, словно я сейчас в обморок упаду. Придерживать меня пытается.

С раздражением убираю его руки. Мне не нравятся все эти секреты. Не нравятся их взгляды. В них жалость, страх и вина. И я начинаю чувствовать себя идиоткой и параноиком.

– Хватит с меня. Я поехала спать сейчас же!

– Нет, – отрезал Владиславус, и у меня все рухнуло в этот момент, а затем он добавил: – Я сам тебя отвезу. Ты теперь вообще без сопровождения никуда ходить не будешь.

– Телохранителя ко мне приставишь, или что? – рычала я. – Ну попробуй. В первый же день мы с Шай пойдем выбирать себе новое нижнее белье. А потом зайдем в магазин взрослых утех. И будем там очень-очень долго! Может быть, даже купим там что-то! Взрослое и для утех.

– Я присмотрю за ней, дя… Герр Хаслингер, давайте не будем поднимать шумиху.

– Нет. Ты уже присмотрел. Привёл её черт знает куда. Мы так не договаривались, Винсент.

Класс… То есть у этих двоих какие-то дела за моей спиной и куча секретов!

Усталость все-таки догнала меня. Ноги подкосились, голова закружилась, а мир потек акварельными красками.

Со всех сторон кричали: Елена! Елена! Елена! Кто-то с безумным обожанием, кто-то испуганно, а кто-то с надрывом. Только сейчас сегодняшний концерт подошёл к концу. Меня бережно подхватили на руки до того, как я потеряла сознание.

Я ждала, что на меня вновь обрушатся картинки и сны о Винсенте, но этого не произошло. Я чувствовала, как меня ведут куда-то, осторожно сажают в машину и пристегивают. Слышала тревожные переговоры, чья-то рука у меня лбу, а затем два пальца на шее, где дрожат вены.

– Переутомление. Покажем её медсестре в академии.

– Она вообще спала эти дни?

– Не знаю… Её мучили видения. Она возвращается.

Хвала Музам. Меня не везут к отцу. Я ещё побарахтаюсь в академии. Лишь бы дядя не узнал, что меня выгнали из сестринства. Тогда меня уже ничего не спасет.

Но Дядя ведёт себя жутко странно, а я даже спросить толком не могу ничего. Кто возвращается? Я в академию? И почему он общается с Вестерхольтом, словно они давние родственники?

Привалилась кому-то на плечо, но сил не было даже веки поднять.

Машина тронулась. Зашелестела колесами по дороге, а прохладный ночной воздух, врывавшийся в салон, приятно холодил лицо и понемногу приводил в чувства.

Я пыталась вслушиваться в разговор дяди и Вестерхольта, но их речь напоминала лишь какой-то бессвязный сумбур. Потребовалось время, чтобы понять, что общаются они на хангрийском. Снова секреты. То и дело проскакивает моё имя, имя отца.

– София…

Я вздрогнула, когда Винс упомянул мою мать, а дядя, что-то горестно ему ответил, и оба на какое-то время замолчали, а у меня на щеке стало влажно.

Почему они говорят о маме? Почему мне сейчас стало так нестерпимо. И это не из-за давней утраты. Это что-то другое, что я не могу понять. Оно сидит в груди и отдает фантомной болью. Причины для нарыва нет, но я все равно страдаю и только и думаю, как расчесать это место. Разобраться в происходящем.

Поцелуй с Винсентом. Его дружба с моим дядей. Их общие секреты. Кто-то наверняка проговорится. Как же мне себя вести дальше? Спросить в лоб, или прикинуться идиоткой и занять выжидательную позицию? Начну расспрашивать, они станут осторожнее. А для второй задумки у меня просто нет времени. Завтра мы с Винни вновь окажемся по разные стороны баррикад.

Снова что-то на хангрийском. Но в этот раз очень нежно и адресовано мне. Мозолистый палец смахивает слезу с моего лица, а затем горячее дыхание так близко, что не спрятаться. Мягкие губы и холодная твердая сережка касаются мокрой щеки.

Соль и металл…

Сипло втягиваю воздух. Хочу ещё поплакать, чтобы он продолжал целовать меня. Не получается. Мне больше не больно.

Легкое покашливание с переднего сидения, и Винсент послушно отстраняется.

– Я слежу за тобой, Вестерхольт.

– Ладно-ладно, дядюшка, не ворчи, просто когда она не спит, то глаза мне выклевать хочет. А так даже милая.

Я и сейчас бы тебе что-нибудь выклевала за такую наглость. Даже повода не надо!

И это мой дядюшка, а не твой!

Усталость не прошла, и когда машина остановилась. Меня осторожно подняли на руки и понесли. Я старалась не думать, что у меня возможно задралось платье, просто сильнее зажмурилась, лишь бы отсрочить своё пробуждение.

Запах медикаментов, мягкая кровать. Тихие переговоры надо мной. Кого-то выпроваживают из палаты. Споры.

Щипок на коже, и по венам потекло что-то прохладное, даря покой моим мыслям.

Я проснулась уже утром. Свет тонкой полоской, вырывался между плотных штор и золотой струной ложился мне в ладонь. Поиграла с ним вялыми пальцами, представляя, что рождаю музыку на самом солнце. Улыбнулась, пока тяжесть прошедшей ночи опять не навалилась на меня.

А на меня реально что-то навалилось. Приподнялась на локтях и увидела спящего Винсента. Он пододвинул к моей постели стул, положил голову мне на ноги и спал. Это его медсестры выпроваживали вчера? А он остался все равно. Зачем?

– Псссс, Вестерхольт. Какого чёрта ты тут делаешь?

Клююсь я, значит, когда не сплю. Так получай. Потыкала его пальцем в макушку. Его черные волосы слегка склеились от геля. Они были острыми и липким. Не проснулся, и я взяла свою подушку в руки. Первой мыслью было несильно стукнуть его. Второй -- задушить мерзавца за весь круговорот сумбурных чувств, что просыпается в моей душе рядом с ним. Но затем я увидела торчащее из подушки перышко, и месть пришла на ум сама собой. Я начала выдергивать пух и клеить его прямо к залаченным волосам. Когда почти вся его голова была покрыта мелкими перьями, я с с бешено стучащим сердцем отстранилась, положила подушку на место и притворилась спящей.