Мой темный Ромео

— Не все могут насладиться зрелищем того, как их компания рассыпается в прах. Кстати, как поживает «Licht Holdings»? — я высунул свой телефон, вызывая «Убер».

Пять чертовых минут.

— Мы восстановимся, — Мэдисон скрежетал коренными зубами. — Мы всегда так делаем.

— Ходят слухи, что вдобавок к твоим растущим проблемам с законом ты провалил больше проверок, чем Пентагон. Если бы ты только знал финансового эксперта с почти десятилетним опытом работы в обороне.

— Я лучше умру, чем приму от тебя помощь.

— Я надеялся на этот вариант, — я швырнул пустую бутылку из-под виски в ближайший мусорный бак. — Давай приступим к твоей безвременной смерти.

— Такой самодовольный, — его ноздри раздулись, когда он ухмыльнулся мне сквозь дымку красной ярости. — Ты думаешь, что ты такой неприкасаемый, не так ли?

Я знал, что он слил мою неудачную демонстрацию в прессу. Что он думал, что сделал что-то еще, кроме того, что вручил мне гигантский завернутый подарок перед Рождеством.

Я рассмеялся.

— О, меня можно потрогать. Твоя бывшая невеста все время трогает меня. Везде. Она восхитительна. Спасибо за это, кстати.

Мэдисон приблизился, сжимая мой воротник в кулаке, чего он бы никогда не сделал – или ему это не сошло бы с рук – если бы я был трезв.

Его гнилое карповое дыхание хлынуло мне в ноздри.

— Не забывай, что я знаю твой маленький секрет. Эта Морган раскрыла мне все твои самые глубокие, самые темные страхи, прежде чем она свалила.

— Мои секреты не могут меня убить, — сказал я, впервые поняв, что это правда.

Прошлое было просто прошлым. Как бы невыносимо и больно это ни было.

Он отпустил меня, поднес большой палец к своей шее и провел им поперек, все время глядя мне в глаза.

— Но я могу.

Я проснулся в Рождество с сильным похмельем и сообщением от Фрэнки, не зная, что из двух было хуже.

Фрэнклин Таунсенд

Мы с мамой уезжаем завтра.

Тебе лучше прийти сюда и позаботиться о своей жене, или, клянусь Богом, тебе некуда будет возвращаться.

Я собираюсь разрушить весь твой дом, Коста.

Ярость определенно текла в крови Таунсендов.

Я продолжал выпивать днем, не обращая внимания на женщин Таунсенд, пока они пытались дозвониться до меня по телефону, через Зака и его стационарный телефон.

Очевидно, я устроил так, чтобы Хетти и Вернон прибыли за несколько часов до того, как Наташа и Фрэнклин должны были сесть на самолет обратно в Джорджию. Они позаботятся о Даллас, пока я валяюсь на кушетке Зака.

В какой-то момент мне надоело пить и смотреть на стены, и я рискнул покинуть его место. Пронизывающий холод щипал мое лицо, пока я брел по нерасчищенному снегу.

Город-призрак закрытых баров и ресторанов встречал меня на каждом шагу. Я бродил по улицам, пока мои щеки не обморозились, потом вернулся к Заку и сдался, подчинившись воле сердца.

Ромео Коста

Как она?

Фрэнклин Таунсенд

Приходи и посмотри сам, придурок.

Ромео Коста

Я занят.

Фрэнклин Таунсенд

Я тоже.

Не пиши мне больше.

Черт бы побрал ее.

Бессонная ночь последовала за несчастным днем.

Как только солнце скрылось в небе, и я взглянул на часы, поняв, что Фрэнки и Наташа уже улетели в Джорджию, я позвонил Хетти.

— Ты там? — я ходил по гостиной, вытирая ковер под носками (в семье Сан соблюдали строгий запрет на обувь). — Она в порядке?

— И тебе доброе утро, — я услышала хруст растаявшего снега и хруст льда под ее сапогами. Ее тяжелое дыхание сбивалось с линии. — Вообще-то я застряла в Нью-Йорке из-за этой дерьмовой погоды. Автобусы и поезда останавливаются. Они только сейчас посыпают дороги солью, так что…

— И ты говоришь мне это сейчас? — я взревел, метнувшись к своим ботинкам и натянув их, к черту политику. Я зашнуровал их в рекордно короткие сроки, уже влезая в пальто. — Вернона не будет до полудня. Даллас совсем одна.

Эта мысль заставила мою кожу покрыться мурашками.

Она была больна. Она могла ненавидеть меня, ненавидеть меня и не хотеть, чтобы я был рядом с ней, но она все равно была больна.

Я выскочил из двери Зака и направился к его «Тесле». Наверняка, он был бы не против.

И даже более того – мне было все равно.

— Ну, если честно, Ромео, ты буквально в городе, так что… — Хетти замолчала. Она думала, что я остался с родителями.

— Просто тащи свою задницу туда как можно скорее.

Я повесил трубку и так быстро вернулся домой, что опередил «Waze» на пятнадцать минут.

Полная тишина и пустой дом встретили меня, когда я прибыл.

Я тысячу раз проклинал себя, когда мчался вверх по лестнице в комнату Печеньки. Я открыл дверь без стука. Невежливость была роскошью, которую я мог себе позволить.

Одеяло укрыло ее сочные изгибы. Только подойдя поближе, я заметил ее закрытые глаза. Ее щеки покрылись красными пятнами.

Должно быть, у нее сохранялась высокая температура.

На тумбочке были разбросаны салфетки, ассортимент жидких лекарств и вода в бутылках.

Тяжесть ее болезни обрушилась на меня. И снова я обнаружил, что меня тошнит от ненависти к себе.

Как я предпочел свое драгоценное эго своей прекрасной жене?

— Милая, — я бросился к ее постели, положив руку ей на лоб. Горячая печь. — Когда ты в последний раз принимала душ?

— Оставь меня в покое, — прохрипела она, все еще с закрытыми глазами. — Кажется, в последнее время ты хорошо справляешься с этим.

— Мне жаль. Мне очень жаль, — я встал на колени рядом с ее кроватью, взяв ее руку в свою. Она казалась безжизненной между моими пальцами. Я прижался к ней губами. — Я наберу тебе ванну.

— Я не хочу, чтобы ты что-то делал для меня. Хетти скоро будет здесь.

Она предпочла бы подождать, пока ей поможет кто-то другой.

Даллас повернула лицо в другую сторону, так что я не мог этого видеть. Каждый раз, когда я думал, что нож в моем сердце не сможет провернуться глубже, она доказывала, что я ошибался.