Мой Ванька. Том первый
Шрифт:
Бушевавшая четыре дня назад пурга принесла Булуну чистое полярное небо с яркими звёздами и достаточно глубокий снег. Хороший здесь мороз. Сухой. Дышится легко. Не то что у нас, в сыром Питере. По знакомой дороге, ведущей к метеостанции, мы идём уже полчаса. Не потому, что это далеко, – просто снег глубокий… По крайней мере, мне идти тяжело с непривычки. Слава богу, наше приключение не стало чьим-либо достоянием, полярная ночь всё-таки в такой ситуации нам на руку.
Дом ещё сохранил остатки того тепла. Хорошо здесь, на севере, строят частные
Таня сразу начинает заниматься печкой. Меня она к ней опять не подпустила. Я же с керосиновой лампой слоняюсь по пустому жилищу. При этом ловлю себя на мысли о том, что прикидываю, как можно было бы здесь расположиться и жить. Одно плохо – от центра посёлка далековато, трудно будет до работы добираться.
Таня очень тихо подходит сзади и берёт меня за руку.
– Пойдёмте к печке. Там уже теплее стало.
Возвращаемся в кухню. От чугунной поверхности, под которой смачно потрескивает горящий уголь, уже тянет теплом. Над ней на веревке развешаны два бывших одеяла, которые укрывали нас тогда. Боже мой! Хоть пока и не совсем тепло, но как всё-таки здесь пахнет домом! Не могу сказать, что в квартире Кирилла Сергеевича я не чувствую себя дома. Там тоже достаточно уютно (один Антошка сколько уюта создаёт!), но всё равно – это другое! Здесь мы с Таней вдвоём…
Смотрю на огонь в щелях печной дверцы… Как это всё мне напоминает Дашину дачу! Но это в прошлом… Пусть они будут счастливы! Таня стоит рядом. Протянув руку, тяну её к себе, усаживаю на колени, прижимаю и укладываю голову на плечо.
А ведь так же у меня на плече лежала Ванькина голова… Ох-х… Ну не отпускают меня эти воспоминания! Против своего желания я постоянно возвращаюсь мыслями в ту свою жизнь.
– Александр Николаевич, вам тут хорошо?
Согласно киваю, хотя мыслями…
– Мне тоже… – шепчет Таня мне в ухо, и поэтому я крепче прижимаю её к себе.
Так, обнявшись, мы сидим долго, пока она не встаёт с моих коленей, не начинает снимать прогревшиеся остатки одеял и укладывать их на топчан. Едва уложив одеяла, Таня начинает раздеваться. Она спокойно снимает вещь за вещью, не глядя на меня. Она знает, что делает! Так, наверное, раздеваются в своей спальне замужние женщины после десяти лет семейной жизни. Как зачарованный, смотрю на её плавные неспешные движения. Процесс настолько целомудренный, что это даже отдалённо не напоминает мне стриптиз.
Обнажившись полностью, Таня залезает под одеяла и только тут смотрит на меня. Понимаю – настала моя очередь. Тоже вылезаю из своих шмоток. Правда, делаю это несколько поспешно, поскольку всё-таки холодно. Наконец лезу к Тане под одеяло. Вот оно, её тело… Я его чувствую кожей и прижимаю к себе. Танины руки и губы скользят по лицу… Отвечаю…
– Согрейте меня… – шелестят её губы.
Стук наших сердец и учащённое дыхание… Всё…
– Люблю… – шепчет Таня, проводя ладонью по моей щеке.
Это звучит для меня совершенно неожиданно.
– Танюшка, давай поженимся, – тихо говорю я.
– Я не могу…
– Почему? – удивляюсь я.
– Я грешная… А вы – шаман…
– Почему ты говоришь, что грешная?
– Из-за Сашки… И других… – тихонько
произносит она.– Да при чём тут твой Сашка? При чём другие?
– При том… И Сашка совсем не мой…
Некоторое время молчим.
– Я знаю, что про меня болтают, – торопливо говорит она. – Только это всё было! Я сперва работала у них на станции…
Почему-то я продолжаю молчать, хотя понимаю, что сейчас начнётся исповедь, но она мне совсем не интересна. Таня это понимает по-своему.
– Когда я там стала работать, Сашка ко мне сразу пристал…
– Танюш… Не надо про это, – начинаю протестовать я.
– Нет, надо! Я хочу, чтобы вы всё знали, – тихо, но твёрдо произносит она. – Я была сразу после школы… В школе у меня тоже был парень… И у нас всё с ним было… А тут, на станции, взрослый мужчина… Он так меня уговаривал. И я… согласилась. Мне ещё в школе понравилось… А он стал почти каждый день… приходить. Потом… я ушла оттуда… Был ещё Гриша из порта… Потом его друг…
Слушаю эту бесхитростную историю и думаю о том, что и здесь, на Крайнем Севере, почти всё то же, как и у нас, в «цивилизованном» Питере.
– Видите как… – Таня замолкает. Она, очевидно, ждёт моей реакции на исповедь.
Прижимаю Таню к себе и ласково целую.
– Танюшка! Какое это имеет значение? Маленькая моя мышка… – шепчу я ей на ухо.
– А вы всё-таки… шаман, – бормочет она. – Я это сразу поняла, когда вы к нам пришли…
– Ну и что? Какая разница, шаман я или нет?
– Не-ет… Шамана все должны слушаться, – очень убёжденно говорит Таня.
– А если даже я и шаман?
– Когда я вас первый раз увидела, я будто услышала, что вы приказали мне быть вашей… Только вашей…
Совсем она мне мозги задурила! Видимо, в голове у этой девочки какая-то смесь понятий нынешнего времени и взглядов её северных пращуров по линии матери. Виктор-то – мужик вполне европейского обличья.
– Таня, а где твоя мама? – осторожно спрашиваю я.
– Мамы давно уже нет, – спокойно отвечает она таким тоном, что я понимаю бессмысленность дальнейших расспросов.
– Почему ты говоришь, что я тебе приказал быть моей? – не могу успокоиться я.
– Не знаю… Только я так услышала.
– А ты говорила, что в этом доме я становлюсь послушным?
– А в этом доме вы не шаман. Вы обычный… Добрый… – и она прижимается ко мне. – Здесь мне с вами… спокойно.
– А там? – хотя я не до конца понимаю сам, что имел в виду под словом «там».
– Не знаю… Вы сильный. Наверное, сильнее всех. Я вас немножко боюсь…
– Ничего себе! Боишься! А как ты меня одного на станцию не пустила? – я улыбаюсь.
– Так было надо… Ведь медсестра должна делить со своим доктором все трудности. Даже если он шаман… – она тихонько посмеивается.
– Танюшка… Ну давай поженимся! – повторяю я. – Ты же говоришь, что меня любишь! А раз я – шаман, то я приказываю тебе стать моей женой.
Последнее я говорю с улыбкой. Таня замолкает и только снова вжимается в меня лицом. Я тоже молчу, не желая торопить её с ответом.
– Очень люблю… – и она начинает говорить снова. – Только… вам нельзя жениться на мне…