Мой Ванька. Том первый
Шрифт:
– Николай Николаевич… Посмотрите мне в глаза, – прошу я.
Поднимает на меня глаза.
– Вам сейчас совсем не будет больно. Вы правую ногу перестанете чувствовать на счёт три. И всего, что я с ней буду делать, вы не почувствуете, – говорю медленно, глядя ему прямо в зрачки покрасневших от слёз и крика глаз. – Раз… два… три! – и щёлкаю пальцами.
Сам себе не веря, начинаю трогать ногу. Больной молчит!
– Что вы чувствуете? – на всякий случай спрашиваю я.
– Ничего… – растерянно говорит он и… улыбается!
Ну слава Богу! Получилось.
…Всё! Поставил на место, как мог. Только по своим ощущениям. С гипсом промахнулись. Мало взяли. Не хватило чуть-чуть…
– Так… Надо ехать в больницу! – говорю я Сергею Ивановичу, начальнику станции. Проверим рентгеном мою работу и добавим гипс.
– У нас только два места в «Антилопе гну», – извиняющимся тоном произносит он.
– Ничего! Я справа на этом вашем кожухе поеду, а Николай Николаевич и Таня сзади.
– А я на кожух ещё и ватник брошу, чтоб снизу не так поджаривало, – весело заявляет Саша. – Поехали! Надо до пурги успеть!
Ну до пурги, по закону всемирного озорства, мы, конечно, не успели. Она уже бушует за сваренными из железных листов стенками «Антилопы». Снегоход едва ползёт… Перегружен.
Поглядываю в маленькое оконце. Еле узнаю окраину Булуна, куда я ходил к Вовану.
– Хватило бы топлива… – бормочет Саша, а машина, надсадно воя, штурмует только что нанесённый снег.
– Саша! Останови машину. Я пойду пешком, – говорю я. – Поверь дипломированному инженеру-механику – не доедем.
По всей видимости, Саша уже и сам это чувствует, поэтому и останавливает машину.
– Александр Николаевич! Я вас одного не отпущу! Я с вами! – и Таня, обвешанная нашими сумками, с ватником в руках, тоже выпрыгивает в снег вслед за мной.
– Таня! Назад в машину! – командую я, – Сам доберусь!
– Сашка, езжай! – в свою очередь командует Таня, и снегоход трогается.
– Ну что ты наделала! – перекрикиваю я пургу.
– Вы не местный. Не дойдёте! Пошли! – кричит Таня.
Кое-как продвигаемся. Хорошо, что Таня захватила из машины ватник, на котором я сидел! Моя одежда сегодня не рассчитана на хождение в пургу. А вообще – хорошо, что ветер в спину.
Снег становится всё глубже. От его густоты силуэты заброшенных домов едва видны. И ветер усиливается.
– Александр Николаевич! – снова кричит мне Таня. – Надо переждать! Идёмте к домам!
Сворачиваем. Кое-как добираемся до ближайшего. Хорошо, что брошенные дома почти все не заперты! Закрывая за нами дверь, ветер вталкивает нас с Таней в дом. Завывание сразу становится тише.
– Ну вот… – удовлетворённо произносит Таня и достаёт фонарик.
Оказывается, всё не так уж плохо! Дом, конечно, брошен, но видно, что хозяева уехали только этим летом. Даже ещё есть запас дров! Ого! И уголь есть!
Хочу затопить печку, но Таня меня отодвигает в сторону.
– Вы не знаете, как у нас топят! – заявляет она и принимается за дело сама. – Светите!
Послушно свечу. Хотя и не понимаю,
чем может отличаться топка печей в Питере и на севере. Огонь не хочет разгораться. Видно, сильный ветер поначалу мешает тяге. Вот… Вроде пошло дело…– Пойдёмте искать, что прежние хозяева нам тут оставили! – весело говорит Таня, и мы начинаем исследовать дом.
Первое, что находим, – кастрюли.
– Ну вот… Горячая вода будет! А пирожки у нас есть! Идёмте!
Приоткрыв входную дверь, Таня нагребает в кастрюлю снега и несёт его на печку. По всему видно, что наше приключение ей нравится.
– А вот и керосиновая лампа! Ищем керосин! – слышу я голос Тани из соседней комнаты. – Нас ведь должны искать. Найдут по светлому окну.
Керосин тоже находится.
– Александр Николаевич, давайте все двери в комнаты закроем. Всё равно весь дом не протопить. Хоть бы здесь, на кухне, потеплело… И вот этот топчан давайте перенесём на кухню к печке!
Переносим топчан с матрацем.
– Ты, похоже, собираешься здесь жить до весны, – иронично замечаю я.
– Пурга у нас – дело долгое… – Таня подходит ко мне и заботливо застёгивает верхнюю пуговицу моего ватника. – Надо готовиться ко всему. Давайте посмотрим, есть ли что из продуктов.
Из продуктов находим рис и манку.
– Ну вот! Будем с кашей! – весело заявляет Таня, берёт ещё одну кастрюлю и идёт за снегом.
От её постоянного «ну вот» веет каким-то спокойствием и надёжностью. Не могу сказать, что я растерян из-за случившегося, но когда Таня взяла на себя лидерство в нашей ситуации, мне стало спокойней. Действительно, она – человек, привыкший к местным капризам природы. Меня беспокоит только, что утром в больнице, не обнаружив меня и узнав от Сашки, что мы с Таней вышли, Кирилл Сергеевич будет волноваться. Что же делать?
– А здесь, хоть и мороз, но уже теплее! – объявляет Таня, входя на кухню.
Не знаю, теплее ли, чем на улице, но у меня зуб на зуб не попадает.
– Да вы совсем замёрзли! – Таня обращает внимание на мое состояние.
– Холодновато… – признаюсь я.
– Сейчас и чай будет! Я заварку нашла. Правда, старая!
Заварка действительно старая. Это грузинский чай второго сорта. То есть ещё советский! Какой-никакой, но всё-таки – чай.
Жизнь стала веселее. Едим Танины пирожки с несладким чаем. Да и в кухне заметно потеплело. По крайней мере, вокруг печки начал оттаивать потолок и на маленьком окне стали появляться узоры.
– Так, Александр Николаевич! Сейчас вы ляжете отдыхать, – командует Таня, снимая развешанное над печкой найденное тряпьё, бывшее когда-то одеялами, и укладывая его на топчан. – У вас была тяжёлая операция, вы устали… Давайте, ложитесь!
– А ты?
– Северная женщина должна поддерживать огонь в очаге, – спокойно и жёстко объявляет она. – Ложитесь!
Подхожу к топчану и начинаю стаскивать унты. Это спасибо Кириллу Сергеевичу!
– Только, Александр Николаевич, не ложитесь в одежде! Раздевайтесь полностью, иначе замёрзнете.