Мой Ванька. Том первый

– Ладно. Уговорил, – выдыхаю я. – Завтра я съезжу к Даше.

Говоря это, я внимательно смотрю на Ваньку.

М-да… На его лице такое счастье! Он рад моему решению! Он приносит себя в жертву.

А вот хрен тебе! Не позволю! Постараюсь сделать всё правильно. И вообще… Как скажу – так и будет!

Еду знакомым маршрутом к Даше. Что я ей скажу? Честно говоря, меня это волнует даже больше, чем то, как она меня встретит. Для себя я уже решил всё. Я это сделаю для Ваньки. Кто же ещё, как не я, устроит его судьбу? Я ответственный за него. Это я ему обещал тогда, давно, сказав, что с той самой поры буду для него всеми его родственниками в одном своём лице. Настало время выполнять обещание по одному большому счёту.

«А сам-то ты как?» – как всегда, не вовремя выползает откуда-то изнутри скрипучий голос.

– Перебьюсь…

«А сынок-то твой? Папой ведь он будет звать не тебя…» – скрипит голос дальше.

– Кого бы он папой ни звал, ему в любящей и дружной семье будет лучше, чем при выяснении отношений между папой и мамой на тему, кто главнее.

«Но через десять, двадцать лет ты будешь из-за угла подглядывать за ним, стараясь, чтобы он тебя не увидел… Как тебе это?»

Наконец приехал… Слава богу! Издали вижу Дашу с коляской. Выхожу из машины. Подхожу… Серёжка спит и сладко посапывает.

– Привет… – здороваюсь я, сам удивляясь своему голосу в этот момент.

– Здравствуй… А что, Ваня заболел?

– Нет, здоров. Просто он попросил меня съездить… сюда…

– Как же это ты, такой самостоятельный, повёлся на эту – просьбу?

Я понимаю, что её язвительность продиктована нашим последним разговором, и не обращаю внимания. Стараюсь говорить спокойно.

– Видишь ли… Мы с Ванькой после моего возвращения долго говорили. О тебе много говорили… Он любит тебя, Даша. Очень любит!

– Я знаю это. Он мне не говорил о любви, но я это чувствую… Ваня – очень хороший, и я очень привязалась к нему за это время.

Всё это она говорит совершенно спокойно. Я бы даже сказал, как-то безразлично. И смотрит куда угодно, только не на меня.

Понимаю, что между нами стоит отрыжка нашего последнего разговора.

– Я рад, что ты к нему привязалась. Он действительно очень хороший человек! И я, как старший брат, никогда не встану у него на пути. Я очень хочу, чтобы он был счастлив.

В этот момент она наконец поднимает на меня глаза. Взгляд спокойный, удивлённый и, я бы сказал, жёсткий.

– Ты что, приехал его сватать?

– Да.

Повисает пауза, в течение которой мы смотрим друг другу в глаза.

– Елизов, ты меня в очередной раз удивил.

– Поясни.

– Ты хочешь сказать, что приносишь себя в жертву?

– Именно так. Для меня Ванькино счастье гораздо важнее моего собственного. Он его заслужил.

– А ты сам?

– Речь сейчас не обо мне, – я изо всех сил ухожу от ответа.

– Нет уж, давай о тебе тоже.

– Хорошо. Тогда не только обо мне, но и о нас. Одна очень умная женщина, с семьёй которой я познакомился достаточно давно, преподала мне урок любви двух человек. Такой любви, когда ради неё человеку прощается всё. И прекрасно, когда это с обеих сторон. Тогда ради своей любви оба перестраиваются, изменяются. Мы с тобой так не можем. Значит, и не любим. Мы можем быть друзьями, но ты права, когда говоришь, что наша совместная жизнь будет что-нибудь типа скрытой тлеющей войны. Что это за жизнь? Что будет видеть наш сын?

– Смотри-ка! Заговорил почти моими словами! – Даша невесело усмехается. – И вообще, почему это ты берёшься решать всё за всех? В данном случае за троих! Ваня-то, наверное, и не знает, как ты тут его сватаешь!

– Конечно, не знает! Я надеюсь, и ты ему не скажешь о нашем разговоре.

– Я в этом не уверена. Ваня имеет право знать, на какие жертвы идёт его старший брат ради него.

– Запомни! Ванька ничего знать не должен!

– Это что, приказ? – ядовито спрашивает она.

– Да!

– Ну вот… Дожили! Он мне уже приказывает, – с тихим возмущением говорит Даша.

– Только относительно этого разговора и Ваньки.

– Скажи, а почему ты считаешь, что всегда действуешь во благо? И вообще, бывает ли всеобщее благо?

– Я не говорю о всеобщем благе. Я сам выбрал проигравшую сторону. Проигравшая сторона – это я!

– Опять вернулись к жертвоприношению… – Даша снова невесело усмехается. – Ты-то сам что делать будешь?

– Скорее всего, переберусь в Булун к Кириллу Сергеевичу. Тем более ему нужна помощь.

– А твоя учёба? Твой талант?

– Учёбу я смогу продолжать, приезжая сюда сдавать сессии, а талант, если он есть, найдёт применение и там. Там тоже люди нуждаются в лечении. Знаешь, сколько там у меня пациентов бывает?

– То есть собираешься похоронить себя там заживо? – как-то с вызовом спрашивает Даша.

Второй раз мне не нравится её оценка. В первый раз это было тогда, когда она удивилась, что Юре не наняли репетитора.

– Помощь одинокому человеку, который относится ко мне, как к сыну, не значит хоронить себя заживо, – жёстко возражаю я.

– Да, Саша… Ты неисправим, как видно… Ты не хочешь понять, что такие доброхоты, как ты, готовые по первому крику куда-то бежать, портят окружающих людей. Люди перестают быть самостоятельными, решать свои проблемы самостоятельно или обращаться к другим, к профессионалам, которые получают за это зарплату и должны помогать решать эти проблемы.

Даша говорит это совершенно безапелляционно, с жёстким осознанием собственной правоты. Это даже в её взгляде читается. Наверное, так говорили комиссары в Гражданскую.

– То есть ты считаешь, что я не должен был лечить больного мальчишку, а предложить родителям дождаться профессиональной неотложки? Ты считаешь, что помогать другому мальчишке-инвалиду должны не друзья, а профессиональные репетиторы? Ты считаешь, что Ваньку надо было сдать в приют, чтобы там за ним ходили профессиональные няньки? Ну и так далее… Это так?

– Почти так… Наверное… кроме Вани…

– Тогда я действительно неисправим. И горжусь этим! Не надо ставить недостижимых целей.