Мой Ванька. Том второй

– Не подпорка, а опора! Это же совсем другое. Ладно!

Так и хочется сказать: «Потом поймёшь!» – но боюсь его обидеть.

– То есть вы там, как я понял, решили меня не звать. Жаль.

– Эх, братец! Ни черта-то ты не понял! – жёстко, как приговор, произносит Ванька. – Ты можешь хоть на минуту допустить, что у других тоже есть мозги?

– Могу…

– Так вот, эти мозги так и решили. Ясно?

– То есть вы там приняли решение за меня, – упрекаю я. – Спасибо…

– Не всё же тебе принимать решения за других! Терпи! – говорит Ванька, и я чувствую его улыбку. Он повторяет то, что сказал мне когда-то, и тем самым разряжает ситуацию.

В больнице о том, что у меня что-то случилось, видимо, уже знают. Чувствую это по тому, как со мной общаются.

– Александр Николаевич, у вас горе случилось? – тихо спрашивает Таня, осторожно беря меня за руку.

– Понимаешь, Танюшка… Большое горе не у меня…

– Я знаю. У вашей жены… – прерывает она меня.

– Да. Это так. У неё отец умер. Умер человек, который меня очень не любил… и очень не хотел, чтобы мы с Дашей были вместе.

Ох, как я напрасно это сказал! Ох, как напрасно…

– Танюшка, прости… – я притягиваю её к себе. – Видишь, как всё нескладно получается!

– Александр Николаевич, я понимаю. Я ведь всё сама… сделала… Я сама этого хотела…

Держу её и чувствую, как она вздрагивает. Не плачет, но вздрагивает. Это нервное… Плохо.

Ночной звонок поднимает меня. Даже не удивляюсь. Этот телефон, натерпевшийся от своего прежнего владельца, поскольку был вынужден при нём работать и день, и ночь, теперь снова трудится в том же забытом им режиме.

– Слушаю!

– Саша! – звучит в трубке голос Петьки, который сегодня на сутках. – Саша! Таню только что привезли в родилку!

– Ей же ещё рано! – вырывается у меня.

– Видимо, не смогла доносить, – философски замечает он и вдруг добавляет: – Ты ей небось что-нибудь ляпнул вчера, а она перенервничала.

Да всё я прекрасно понимаю! И что я напрасно ляпнул Тане про жизнь с Дашей, и что для Петьки, да и для других тоже, наверняка не является тайной, кто виновник её беременности.

– Я сейчас приду, – решаю я и кладу трубку.

В больнице меня встречает Петька.

– Ну поздравляю… Сын у Тани родился… Хоть и восьмимесячный, но вполне…

Говоря это, Петька как-то странно смотрит мимо меня, и мне от этого становится неприятно.

– Понимаю, Петруха… Не одобряешь… Но тут уже ничего не сделать. Что случилось, то случилось.

– Саша… Извини меня… Нельзя быть гастролирующим отцом.

М-да… Как по морде съездил… Молчу.

– Не сердись… – пытается смягчить Петька. – Мне показалось, я должен был тебе это сказать.

– Спасибо… От братишки я уже за это по морде получил, – угрюмо докладываю я.

Петька молча кивает. Всё-таки как он изменился за этот год! Уважаю…

– Ладно! Иди к ней. Всяко ей будет это приятно.

В палате сажусь на край Таниной кровати.

– Ну поздравляю тебя! – наклоняюсь и целую. – Спасибо тебе за сына.

– А я знала, что будет мальчик, – она счастливо улыбается и добавляет. – Всё как мама предсказала. Как мы его назовём?

– Давай назовем его Васей, – предлагаю я. – Хорошо?

– Значит, будет Василий Александрович, – с мягкой улыбкой соглашается Таня.

Днём Николай Фёдорович приглашает меня в свой кабинет.

– Саша, – неуверенно начинает он, – прости, я до сих пор не знаю, насколько этот ребёнок для тебя желанный, поэтому не знаю, поздравлять тебя с сыном или нет.

– Поздравляйте! Мы с Таней назвали его Васей. Поверьте, не брошу я их. Не брошу!

– Дай Бог, – задумчиво выговаривает главный. – Только разрываться на два фронта… И, значит, не всегда говорить правду…

– Увы… – я вздыхаю и начинаю оправдываться: – Так всё сложилось… Таня меня немножко обманула. Но я рад, что у меня теперь два сына! Я буду очень стараться.

– Дай Бог! – повторяет Николай Фёдорович.

Вот так… Какое-то безумное наложение событий. Тут и смерть Дашиного отца, и рождение сына… Да и в больнице нагрузка не даёт расслабиться. Две недели прошло, а какая насыщенность!

Ночью набираю Питер. Мне необходимо поговорить с Ванькой. Мне нужен его голос, нужны его слова, какими бы они ни были! Я, как всегда, готов «душой раздеться» и выслушать его вердикт. Что говорить, ведь он – моя совесть.

Ванька берёт трубку на третий гудок.

– Привет, Ванюха!

– Здравствуй. Василия Семёновича мы завтра хороним, – сразу же сообщает он.

– Понятно… Ванюха… У меня тоже есть новость… У тебя появился второй племянник.

Повисает молчание.

– Мы решили его Васей назвать, – сдавленно говорю я, потому что понимаю – всё так неуместно… Вернее, даже несовместимо! Я знаю Ванькино сложное отношение к моей ситуации и жадно жду, что он мне скажет.

Но он молчит.

– Ты знаешь, всё как-то… не так получается… Путаница какая-то… – мямлю я.

– Сашка… Я всё понимаю, родной ты мой, – наконец тихо говорит он. – Я понимаю, что тебе сейчас не хватает, как ты говоришь, моей лохматой башки… Сашка! Ты – сильный человек! А каждому сильному человеку порой приходится испытать слабость, к которой он оказывается не готов. Я уверен, ты переведёшь дух, подумаешь и сможешь всё разложить по полочкам. Если у тебя не получится, то у тебя есть я. Ты только знай – я всегда с тобой. Помнишь, ты когда-то говорил мне то же самое? Мы – вместе! Твои печали – это и мои печали. Я всегда разделю их с тобой и постараюсь тебе помочь чем могу. Ты мне веришь?

От таких его слов внутри меня разливается какое-то огромное тёплое чувство, и я чувствую, как влажнеют мои глаза. Сейчас он – старший в тандеме.

– Ты что молчишь? – слышу я Ванькин вопрос. – Ты мне веришь?

– Больше, чем себе! – отвечаю я его же собственной – фразой.

Вот так… Младший братишка повторил мне то, что когда-то во время нашей первой встречи мне сказала Лена. Совсем уже взрослым и умным мужиком стал…

* * *

Звонок Васильева из Якутска был, как говорится, туда же, до кучи! Колю он нашёл. Даже видел. Сказал, что выглядит неплохо. Ещё раз подтвердил невозможность его усыновления холостым мужчиной.