Мой встречный ветер

(Что это за реакции такие, которые могут превратить всего-навсего покраску волос в поле боя?)

Пашка в прямом смысле за голову схватился, когда наконец заметил, насколько я продвинулась в своем развитии. Мне даже стало его немного жалко, но отступать назад было уже сложно.

Потом у нас порвались перчатки, которые лежали в коробке. Порвались в тот самый момент, когда я начала надевать первую… Благо, Пашка додумался взять запасные. А затем сломалась напополам ручка кисточки, когда я проверяла ее на прочность… Запасной кисточки у нас не было, пришлось довольствоваться обломками.

Емкостью для краски выбрали симпатичную зеленую мисочку, которую Пашка вытащил, похоже, из кухонного гарнитура. Подставкой под кроваво-красную кисточку мы выбрали трепетно-белый листок бумаги, потому что и мне, и Пашке стало жалко использовать подобным образом его стол.

А на самого Пашку мы натянули пакет, который он зачем-то купил для коробки краски. Проделали в нем отверстие с закрытой стороны и натянули пакет через голову. Так что Пашка сидел теперь как сосиска. Пакет было жалко, но футболку — куда жальче.

Увы, для меня пакета не осталось…

Но вот подготовительный этап, занявший еще сорок, а то и больше минут моего гостевания, закончился. И началось искусство?..

Ещё куда большая череда смущений, будет правильнее сказать.

Мне было непривычно касаться Пашки таким образом — ушей, лба, волос… Мне в принципе было непривычно касаться Пашки, да и в целом — находиться настолько близко к нему, чуть-чуть даже нависая сверху… Его тело излучало мягкие волны тепла, и я улавливала их своим.

А тут еще такая зона… интимная. Я никому не позволяю касаться своих волос, а ушей тем более — сразу мурашки бегут по всему телу.

Более чем уверена, что профессиональных колористов подобные глупости не смущают. Но это была просто я, а это был Пашка, и в голове мгновенно зароились мысли вперемешку со словами, которые говорил относительно Пашки Ник. И я подумала — с какой целью он пригласил меня к себе домой? Может, не так уж и нужна ему была эта покраска волос? Но никакого другого повода, чтобы мы вдруг оказались так близко друг к другу, Пашка не смог придумать…

Это все была, конечно, чушь.

Я знаю Пашку вот уже целый год, и за это время он не проявлял по отношению ко мне никакой подобной пакости. Так что в нём сомневаться точно не стоит.

То ли по подсмотренным когда-то техникам, то ли согласно собственным фантазиям я решила красить Пашку, постепенно смещая пробор — сначала окрасила прядки по центру, затем пошла почему-то вправо. Минут за десять этого творческого процесса, когда я окрасила часть, может, восьмую головы, а также Пашкин лоб, уши, шею и свои руки по локоть, он вдруг предложил:

— Давай поговорим о чем-нибудь.

И я чуть кисточку не выронила. А мне, вообще говоря, по многим причинам опасно ее ронять.

— О чем, например?

Мы уже много чего успели обсудить на кухне. Но я не сомневалась, что у Пашки найдется еще много тем для разговора.

— Ну, например…

— Слушай, а у тебя, может, ватный диск есть? Чтобы я краску стирала с кожи. Не отмоешь ведь потом.

— Есть. Принесу.

И он как-то слишком резко поднялся со стула, едва не столкнувшись со мной. Буркнул «прости» и спрятался в ванной.

Я ждала его минуты две, честное слово. А, может быть, и больше. Вернувшись, Пашка никак не объяснил своё отсутствие. Молча протянул стопку — штук пятнадцать, наверное, — ватных дисков. Я кивнула. И положила их на стол.

Кажется, и он испытывал что-то вроде неловкости. Однако попытки завязать разговор все-таки не оставил. Спросил:

— Как ты относишься к признаниям в любви?

Я не выронила эту злосчастную кисть. Я собой горжусь.

Пашка не стал смотреть в мою сторону — боялся помешать моей работе? Или посмотреть боялся — после таких вопросов?

— Замечательно, — ответила я.

— Просто прекрасно, — пробурчал Пашка.

— Невероятно.

Я не собиралась сдаваться первой.

Или даже так скажем — я собиралась говорить (слушать) что угодно, но только не это. Знаю, что так неправильно, что от подобных разговоров не убежишь, и рано или поздно они случатся. Но у меня одномоментно быстрее забилось сердце и задрожали руки, и мне захотелось завершить этот диалог как можно скорее, чтобы вернуться к своему привычному состоянию.

— Отлично. А если без шуток?.. — Пашка прокашлялся. — У тебя ведь… был молодой человек.

— Был.

Уже лучше.

Говорить о моих первых и единственных пока отношениях было неприятно, но легко. Потому что я уже всё в них для себя поняла. Ещё бы — после нашего расставания я думала об этом столько времени, сколько не думала ни об одном из моих институтских предметов.

— Вы ведь признавались…

— Я признавалась. Он… такое не любил. Он показывал, иногда, но говорить не любил. — Мгновенно вспомнилось, как сильно я ждала от него проявление нежных чувств по отношению ко мне — и с каким трепетом хранила в себе эти проявления, все до единого, начиная от пожеланий спокойной ночи и заканчивая тем, как он поправлял мне пряди тогда еще длинных волос. — Наверное, я тебя все-таки обманула. С тех самых пор я, пожалуй, отношусь к признаниям с большим сомнением.

— А до этого?

— А до этого отношений у меня не было. — И зачем-то добавила: — Не вижу смысла признаваться в любви до отношений. — А после перевела стрелку разговора до него: — У тебя как дела с этим?

Мы вообще-то ради покраски волос здесь собрались — так что я попыталась сосредоточиться на том, что делаю.

Впрочем, я давно, еще к середине первого семестра, заметила за Пашкой такую особенность. Он может делать проект — и одновременно о чем-то болтать. А я и отвечать не успеваю, и проект у меня тут же начинает стопориться.

— У меня тоже были только одни отношения, — ответил он наконец. — В десятом классе. Но в любви я признавался раз пять.

— Да?

Пашка пожал плечами — раздалось шуршание нашего защитного пакета. Объяснил, как маленькой:

— Я считаю, что, если ты что-то испытываешь к человеку, ты должен ему об этом сказать. Когда ты молчишь — ты заведомо проигрываешь. Когда же сказал… ты в любом случае победишь. Либо перейдешь на новый уровень взаимодействий с этим человеком. Либо вы можете сохранить дружбу. Оставить все так, как было до этого, однако ты хотя бы будешь знать, что попробовал. Тебе, может, помочь надо как-то?