Мой встречный ветер

Я проснулась около одиннадцати утра — слишком поздно по меркам летних каникул. И первым делом бросилась проверять, не пришло ли мне долгожданное сообщение.

Но он так ничего мне не написал — в какой раз я попадаюсь в эту ловушку?

* * *

Редко, но случаются у нас с мамой вечера,

когда мы садимся на кухне друг напротив друга

и говорим обо всяком;

за окном обязательно царит темнота, над нами желтым светом горит ночник — у него две лампочки в торшерах, всегда повернутые в разные стороны.

Мне во время таких разговоров всегда кажется, что мама бесконечно права, и я стараюсь впитывать каждое ее слово, чтобы пронести его с собой как можно дольше и воспользоваться им в тот момент, когда оно будет мне необходимо. Когда я вдруг окажусь напротив кого-нибудь, и мне будет очень больно, я должна буду вспомнить мамины слова и не дать себя в обиду.

Вот только чаще всего я их забываю, стоит мне лишь лечь спать.

А потом, в нужное время, теряюсь и совершаю оплошности — одну за одной.

Сегодня, однако, случилось у нас утро.

Субботнее утро, когда папа уже убежал в гараж, потому что на выходных ему совсем не сидится дома, а Илья ушел отсыпаться после своих ночных гостеваний. Мама иногда говорит — у других родителей сыновья возвращаются с красными глазами после вечеринок со спиртным, у нас — после бесконечных проектов.

Хотя, что-то мне подсказывает, совсем без вечеринок и у Ильи не обходится. Просто мы много чего о нем не знаем.

Мы с мамой напекли целую гору блинов, а часть даже нафаршировали творогом; поставили перед собой три блюдца с самыми разными добавками — сметана, сгущенное молоко и смородиновое варенье, и потчевали себе неспешно за чаем. Правда, смородиновое варенье ела только мама — я его признаю лишь в виде морса, как-то так с детства повелось. Хотя варенье у мамы вкусное.

Она всегда начинает первой эти наши разговоры.

Задаст какой-нибудь вопрос, а я отвечу нехотя, потому что, честно говоря, я не слишком люблю открывать перед мамой всякие вещи, которые связаны со взаимодействиями между людьми и мной.

На этот раз на меня донес Илья.

Сообщил, что я гуляю с каким-то там мальчиком («одногруппником»), и мама — как всегда, осторожно — спросила, как там у него дела.

— Да нормально, — ответила я рассеянно, наблюдая, как сгущенка растекается по блину. — Он устроился на подработку в газету. Будет теперь репортажи писать. Только я у тебя балбеска, дома сижу.

— Все твои репортажи еще впереди, — сказала мама уверенно. — Это он тебя на прогулки зовет?

— Ну мама, — и я мгновенно покраснела. — Это все тот же Паша, с которым мы весь год проекты делали. Он, видимо, по инерции продолжает со мной общаться. Привык.

— Не нравится он тебе?

Я растерялась. Так и застыла с наколотым на вилку кусочком блина.

Окна у нас были открыты нараспашку, ветер сквозняком гулял из кухни в мою комнату, и шторы то вздувались, то скукоживались, будто были медузами, которые пытаются преодолеть водную толщу. Такой приятный летний день, мне вдруг заранее стало жалко, что однажды лето закончится.

— Почему? — спросила я.

— Глаза не горят, — мама качнула головой.

— Я вообще не знаю, кто мне нравится. — Пару секунд помолчав, я продолжила: — Вообще не знаю, что такое «нравиться». Хотя, если так подумать, нравиться может много что. Книжка, или погода, или сгущенка. Если так судить, то он мне нравится. Он приятный в общении. Но, по этой же логике, мне нравится много кто и много что.

Я покосилась на маму, ожидая, что же она скажет.

Мама внимательно смотрела на меня.

— Значит, и что-то большое, чем просто «нравится», ты к нему не испытываешь?

— Я запуталась. — Сделав глоток чая, я с грохотом вернула кружку на стол. — Я даже не знаю, что такое «большее». Когда каждого слова ждешь? Когда… волна своя? Общая, у вас. Шутки понимаете с полуслова. Но в то же время — нет между вами никакой веры, и надежды нет, что всё это будет и завтра. Есть момент — один на двоих, и все же один-единственный.

Все еще было обидно, что Ник так и не написал мне тогда про луну.

И вот скоро стукнет двое суток с тех пор, как мы с ним не списывались. Бесконечные качели — он то отдаляется, то приближается. Или даже так — я будто сижу на соседних качелях, мы оба раскачиваемся, но я отстаю от него ровно на половину круга. Когда он достигает верхней точки на западе, я достигаю ее же на востоке. И встречаемся мы лишь на какое-то мгновение, когда оба попадаем в точку «ноль», центр компаса, к которому цепляется острая стрела.

— А Паша завтра будет?

— Надеюсь, что нет, — я хмыкнула. — Но в глобальном будущем — да. Если меня не отчислят, он еще несколько лет будет рядом. Не знаю.

Как фонарный столб, который всегда зажигается в одно и то же время, и летом, и зимой; который уж точно никак никуда не сдвинуть, и, стоит лишь захотеть, ты можешь оказаться рядом, и он подсветит тебя без каких-либо вопросов.

— Но нравится тебе тот мальчик, который со своей волной?

— Я теоретически говорила, — смутилась я.

Конечно. Меня, дурную такую, раскусить — что яичную скорлупку.

— Значит, теоретически, тебе и самой нравится не знать, что будет завтра. Чтобы каждый раз — как приключение на автобусе без номера.

— Почему без номера?

— Потому что понятия не имеешь, где в итоге окажешься. Авантюризм.

Я фыркнула.

— Я не знаю, что мне нравится. Наверное, я просто пока что ко всему этому не готова. Не отошла от прошлых путешествий.

— А Паша что думает по этому поводу?

— А Паша ничего не думает. Недавно тоже пытался вывести меня на откровенную беседу, — с намеком посмотрела на маму. — Про любовь и все такое. А тот, который со своей волной, — все-таки призналась я, — и вовсе молчит, а я не хочу за ним бегать и выпрашивать внимание.

Мама улыбнулась плавно, задумчиво посмотрела на окно.

— Как ты думаешь, что такое любовь?

— Ну и что? — удивилась я.

— Не знаю. Честное слово. Для себя я вывела так — важно, чтобы человек поддерживал тебя и твои начинания. Чтобы всегда был рядом, даже когда может казаться, что против вас весь мир.

— А огонь?

— Вновь в тебе говорит дух авантюризма… Я тоже не знаю, Ничка. Огонь — он ведь проходит и уходит, а человек, с которым ты дальше пойдешь по жизни, должен быть тебе опорой.