Мой встречный ветер

— Ты по такому принципу выбирала папу?

— Это он меня выбрал, — мама улыбнулась. — Хотя, пожалуй, все-таки по такому.

— А если он, чисто теоретически, может быть опорой… но… не могу даже придумать, как объяснить. Как будто он, который должен быть опорой, это книжка, подпирающая открытую форточку. А во втором случае — будто бы вы служите двумя створками одному окну. Одинаковые в своих стремлениях.

— Если убрать одну створку, вторая останется на месте?

Я растерянно пожала плечами:

— Думаю, да.

— Я бы скорее сказала, что опора — это оконная рама… без нее точно никак не обойтись.

— Но тогда вы — совсем разные. И функции у вас отличаются.

Мама медленно покивала головой.

— Я думаю, не бывает такого, чтобы человек был абсолютно во всем идеален. Идеален в твоем понимании партнера. Нужно понять, что для тебя важнее, расставить приоритеты. Да, может быть, он не читает тех книг, которые любишь ты, и слушает совсем другую музыку… но он всегда готов прийти к тебе на помощь и принимает тебя любой — невыспавшейся, болеющей, злой, уставшей… Если же у вас множество общих увлечений, вам всегда есть, о чем поговорить, и никогда не бывает скучно, но при малейших сложностях вдруг оказывается, что он сейчас-то где-то вне, не держит тебя за руку, не идёт с тобой до последнего — какова его цена?

Я думала, этот разговор принесёт мне легкость — я ошиблась. На душе стало в несколько раз тяжелее.

Впрочем, всё это — ерунда. Размышляю я так, будто прямо сейчас кто-то заставляет меня выбирать между первым вариантом и вторым. Хотя на самом деле я одна, сама по себе.

— Каким был Вадим, мам? — спросила я, невесело улыбнувшись.

— Он был… опытом.

И, не сдержавшись, я фыркнула.

2.10

Сегодняшним вечером у меня впервые за несколько месяцев — все то время, что я провела без отношений — было запланировано культурное мероприятие.

Пойду на концерт.

В гордом одиночестве, ибо никто в моем окружении эту группу больше не слушает.

Проходить это все будет в пабе — весьма уютном, если судить по фотографиям, однако расположенном где-то в противоположном конце города. Я привыкла, что во все необходимые мне городские локации могу добраться относительно легко и просто, на автобусе. Сейчас же карты неутешительно демонстрировали мне полтора часа пути и пересадку с маршрутки на маршрутку. А я терпеть маршрутки не могу, и не столько из-за тесноты, сколько из-за непредсказуемости. Это по информации из карт они ходят один раз в пятнадцать минут. А в жизни — как им самим захочется, а хочется им обычно гораздо реже. Святое правило — когда за тобой никто не следит, можно немного и полениться. Учат ему со студенчества.

Я решила выехать пораньше — и уже в четыре дня покинула квартиру. Открытие дверей — в шесть, начало концерта — в шесть тридцать. Лучше прийти пораньше, чем опоздать. Меня-то никто не будет терпеливо ждать сорок минут.

А вырядилась я… Ну, это, конечно, надо было видеть.

Вновь пострадала палетка цветных теней, зато на моих глазах теперь красовалась таинственная зеленая дымка, которая на солнце сверкала чем-то серебряным… И глаза стали ярче, будто в мои серые лужи кто-то капнул зелёнку. Никогда не видела у себя настолько зеленых глаз. И вряд ли увижу ещё раз, не буду больше пользоваться этим цветом, намучалась с ним…

Собрала волосы в пучок — оказывается, они уже настолько длинные, что касаются ключиц, а в пучок тем более прекрасно собираются. Хотя несколько кудрявых прядок все-таки выпросились наружу. В совокупности с черным платьем, волнами расходящимся от подпоясанной талии, я напоминала, по меньшей мере, ведьму. Если быть честными, то чертика.

Хотя Илья сказал — красиво.

А он у меня великий ценитель. Успел насмотреться за всю жизнь на мои эксперименты с образом. На себе-то он не экспериментирует, да что там — стоит Илье уложить волосы на непривычную сторону, и, пожалуйста, мы его уже признаем только по гадкому характеру.

А Нику бы, наверное, тоже понравилось, он мне всегда комплименты делал, когда я выглядела нетипично для себя. Как жаль, что он никак меня не позовет никуда… Пашка позвал, а я ему сказала — у меня сегодня концерт, и Пашка ответил — удачно тебе на него сходить, и даже не спросил, куда я еду. Потому что мы с ним слушаем разную музыку и читаем разные книги. Конечно, за исключением тех книг, которые в нас насильно запихивают в институте.

Так что я направлялась к первой остановке одна — гордая и одинокая.

А еще мне было немного душновато в этом своем чудесном черном платье, и красивые волнистые прядки за короткий срок превратились в прилипшие к лицу сосульки. Эффектности хватило минуты на три ходьбы.

Маршрутки, оскорбленные моим ужасным отношением, летали как ракеты, пытающиеся покорить абсолютно каждый уголок нашей бесконечной вселенной, одна за другой. Первую нужную мне маршрутку пришлось подождать минутки две. А вторая остановилась в то же самое мгновение, как я покинула первую.

В общем, в пять вечера я была уже на месте. Вот же дурная. Приезжать на полтора часа раньше, чем все начнется — это уже даже для меня перебор.

Благо, этот паб находился вблизи чудесной аллейки, в которой рядами друг за другом шли кусты отцветшей сирени и лавочки, больше похожие на кровати — длинные и низкие. И, поскольку никаких других вариантов все равно не оставалось, я намеренно замедлилась. Опустилась на одну из таких лавочек (прежде наградив ее презренным взглядом — вот такая я сегодня злая ведьма). И некоторое время попросту сидела, разглядывая все вокруг.

Наушники я не взяла, решив, что музыки мне сегодня хватит. Поэтому прислушивалась в голоса проходящих мимо людей. Если так вдуматься… сколько всего вдохновляющего можно узнать за одну такую прогулку. У каждого человека — свои проблемы, своя история, своя вселенная. Сотни вселенных проплывают мимо моей, и я никогда не смогу полностью познать ни одну из них, даже если это будет вселенная самого близкого мне человека; на задворках каждой вселенной прячутся, точно черные коты, тайны. То, чем мы никогда не поделимся с другими, поскольку будем считать это недостаточно важным — или же важным чересчур.

Почти всегда, когда я нахожусь в большом скоплении людей, я надеваю наушники, намеренно ограждая себя от подглядывания за чужими вселенными. Боюсь обнаружить звезду, которая слишком сильно зацепит меня своим сиянием; а то и туманность, которая и меня опечалит. Или же боюсь упустить что-то важное по случайности — и поэтому упускаю специально.

И такое бывает.

Пашка сказал — я лучше попробую, хотя вероятность проигрыша так велика.

А я действую наоборот — проигрываю намеренно, чтобы не мучать себя надеждой на лучший исход, который то ли случится, то ли нет.