Моя Академия

Замечаю некоторую обиду в голосе целителя. Особенно когда разговор заходит о лечении в госпитале. Видно, как он не до конца согласен со всем тем, что происходило. В принципе, когда врачи расходятся во мнениях — это нормально.

— А собственно, что продолжать, дальше-то там ничего интересного не происходило, — говорю как есть. — Когда бился в агонии, чётко чувствовал запахи. У меня изменилась магическая подпись, пришлось снимать её заново. Переоформляли личную зону. Что там ещё? В соседней комнате человек переродился, тоже из заражённых. Всего шесть процентов заражения, но этого хватило. Переродился и попытался напасть. Собственно, больше ничего интересного.

— Ну да, если не брать во внимание, какая именно у тебя была температура, сколько длилась агония, что тебе кололи во время приступа, кто тебя наблюдал и так по мелочи, — все с той же обидой перечисляет Пилюлькин. — Ладно, понятно всё с тобой. В карточке они особо ничего не написали. Сам запрошу.

А ведь и правда. По медицинским показателям Ариша не говорила мне ни слова. Все обставляла так, будто происходящее — норма. Просто нужно подождать и не возвращаться к тому. Интересный подход.

— Да, ладно, я же был почти в сознании, — стараюсь сказать несколько слов в защиту медсестры. — Всю агонию, по крайней мере, помню. Вырубился, только когда она прошла. Приступ длился около четырёх часов, плюс-минус. Таких случилось несколько подряд. После последнего, по словам медсестры, которая за мной ходила, я невысоко летал — полметра от кровати, но летал.

— Летал, говоришь? — впервые за время разговора удивляется целитель. — Тогда точно не огненный. Неожиданно. О, схема как раз закончила колбасить. Сейчас мы тебя проверим.

Вокруг меня по часовой стрелке закручивается хмарь-эфир. Больше ничего не происходит

— С шестью процентами? — с легким сарказмом переспрашивает целитель. — Ну ты скажешь тоже — ничего интересного. Только перерождение зараженного с шестью процентами вне прорывов считается невозможным. Вон, у меня пять, у Алекса — четыре, и мы годами не вылазим из мест прорыва. Неинтересно ему, — хмыкает. — Надо же! Похоже, придется в госпиталь наведаться. Кто у тебя целителем был?

— Да я его увидел всего один раз, и тот перед выпиской, Федором Ильичем назвался, — отвечаю и завороженно наблюдаю за развернувшимся действом.

Передо мной взлетают десятки различных структур: объёмных, плоских, разных цветов и оттенков. Крутятся вокруг меня и едва источают фиолетовый и тёмно-лиловый цвет. Цвет эфира, который пронизывает меня сверху донизу.

Целитель кивает и тут же уходит в себя.

— Так-так-так, посмотрим, посмотрим, — бормочет Пилюлькин. — Посмотрим, посмотрим. Ну… — говорит минут через пять. — Что могу тебе сказать, грустненько всё. Одевайся.

Отрываю ноги от рисунков на полу и направляюсь в сторону столика с моей одеждой. Привычный холод камней возвращается, но уже так не обжигает.

— В общем, парень, всё у тебя грустненько, — повторяет целитель, хотя я и с первого раза понял. — Вообще непонятно, с какого ляда тебя определили к нам в Академию. По силе ты очень даже середнячок, по развитию даже до середнячка не добираешься.

Натягиваю штаны, носки-гольфы и сапоги. Состояние слегка туманное. Думаю, сказывается проведенная проверка.

— По слиянию со стихией тоже как-то всё не очень. — по-доброму усмехается целитель. — Грустненько всё, одним словом. Говоришь, сжигал сараи? Тебе же это не приснилось? А то, знаешь, всякое бывает.

— Точно было, — подтверждаю, продолжая одеваться. — Месяца три назад, как раз после этого и вызвали имперского служащего.

— Ну слушай, не знаю… — с видимым сомнением говорит Пилюлькин. — Ты разве что свечку мог бы зажечь на выдохе или на эмоциях, но вот чтобы сжечь сарай… Всякое, конечно, может быть. Но с твоими показателями можно еще занавеску поджечь. Такое да, такое мог бы вытворить. Но такое частенько не только огненные маги делают.

Алекс слушает целителя также внимательно, как я. Скука в его взгляде уходит, появляется напряжение.

— Просто огонь — самое разрушительное, что могут придумать дети, — поясняет целитель. — Вот магия так и проявляется зачастую. То есть это непрямая характеристика именно огненного мага.

Видно, что Пилюлькин садится на свою любимую тему, потому что отвлекается от меня и начинает рассказывать некую общую картину.

— Так что зажечь — это да, но вот чтобы поджигать сарай движением век или там бровей, условно говоря, это, всё-таки вряд ли, — поджимает губы целитель. — У тебя после такого должны остаться следы в твоей ауре, понимаешь? А тут ничего подобного даже близко нету. Никаких неструктурированных заклятий. Точно применял в последние полгода?

— Да, точно в последние полгода, — подтверждаю.

— Тут не получится списать это всё на прорыв, — размышляет Пилюлькин. — Да мы и не будем. Мы же не в госпитале. В общем, парень, с грустью тебе сообщаю, что следующие твои годы будут довольно тяжёлыми. Если будут.

Последнее замечание целителя очень странное. Да и к подходам госпиталя он испытывает явные претензии. Возможно, в свое время его туда не взяли на работу, а распределили лекарем в Академию. Тогда его эмоции понятны и объяснимы.

— Почему тяжелыми? — переспрашиваю.

— Понимаешь, Академия создана, в общем-то, для сильных магов, а ты средней силы, и то с натяжкой, — объясняет Пилюлькин. — Если бы ты попал к нам по разнарядке государства, тут вопросов нет, берем любых. У нас таких почти весь ваш курс, да ведь, Алекс?

— Ага, — подтверждает парень. — Там всего пара сильных магов, остальные как раз набраны по разнарядке из родов. Мы, конечно, будем их тянуть, но всё сложно.

— Вот и ты примерно такой же, — продолжает целитель. — Я смотрю, что твой род подал заявку вне своей очереди. Вне своей очереди — это очень странно. Не знаю, кому ты так насолил, парень, но ты ему точно не нравишься.

— Догадываюсь, кому, — усмехаюсь.

Все понемногу встает на свои места.

— Ты зря смеёшься, — с сочувствием говорит Пилюлькин.

— Ну а что мне делать? — пожимаю плечами. — Не биться же головой об стенку. Я ведь ничего не могу изменить.

— Нет, не можешь, у тебя контракт, — жёстко подтверждает Алекс, стоящий у дверей. — И до завершения контракта ты спрыгнуть с этого поезда не сможешь, даже не рассчитывай.

Парень сильно расстроен, но достаточно умело скрывает эмоции. Видимо, он всё-таки рассчитывал, что я немного усилю его группу.