Моя чужая новая жизнь

— Я не хочу, чтобы ты шла к нему одна, — категорически заявил Фридхельм.

— Если не узнать, что ему надо, мало ли, во что это выльется, — я вздохнула. — В конце концов, что он мне сделает в многолюдном баре?

* * *

— Гадство! — выругалась я, мысленно добавив ещё несколько смачных выражений.

Чуть не убилась, вылезая из ванны, и неудивительно. Кроет меня сейчас будь здоров. Ну, вот откуда на мою голову взялся этот контуженый ублюдок?

— Рени? — Фридхельм, увидев, как я потираю ушибленный локоть, обнял, прижимая к себе. — Успокойся, ну нельзя же так.

— Да я спокойна как удав, — а буду ещё спокойнее, когда отделаюсь от коварного гауптмана, то есть оберстлейтенанта.

Я чувствовала себя как на иголках. В беззаботный летний день словно ворвалась привычная на фронте угроза. Интересно, кто же нас ему слил? Вилли или Грета? Я прошла к шкафу, придирчиво выбирая, в чём идти на встречу. Будь Ягер относительно безобидным, вроде нашего Файгля, я бы не раздумывая нацепила платье с откровенным декольте, попытавшись сыграть на инстинктах и сбить его с толку. Но с этим голубоглазым гадом это не работает, а если бы и сработало, то опять же против меня. Я выбрала самое закрытое из своих платьев и теперь раздумывала над макияжем. Провоцировать этого хищника, явившись накрашенная как на долгожданное свидание, не хотелось, но и образ бледной моли тоже не есть гут. Так будет заметно, что я напугана. Плюнув на всё, я подвела брови и накрасила ресницы. Нет, всё-таки и румяна лишними не будут. Ягер не должен заметить моё волнение, иначе как пиранья, почуявшая кровь, сожрёт и не подавится.

— Я буду ждать тебя в холле, — обнял меня Фридхельм. — Если он позволит себе какую-нибудь вольность, сразу же уходи и не обещай ему ничего, пока не поговоришь со мной. Если он действительно узнал, кто ты, я сам буду с ним договариваться.

«Если он действительно узнал, кто я, нам с тобой, любимый, придётся заманить его в безлюдный парк и там грохнуть», — подумала я.

Я сразу заметила Ягера в полутемном баре. В своей форме он выделялся как волк посреди резвящихся единорогов. Сидит, скромненько попивает кофе. Увидев меня, он оскалился в вежливой улыбке, в которой можно было без труда прочитать небольшое злорадство.

— Я не сомневался, что вы выполните мою скромную просьбу, фрау Винтер.

— Странные у вас просьбы, герр Ягер, — я неторопливо подошла и присела напротив него. — Больше похоже на угрозы.

— Ну что вы, какие угрозы, — он выжидающе выгнул бровь. — Бокал вина? Или чего-то покрепче?

— Кофе, — мило улыбнулась я, пресекая его намёки.

Ягер отошёл сделать заказ, я же нервно осмотрелась. В такой довольно ранний час здесь было пока ещё мало народа: девчонки, с которыми зажигали друзья Тилике, пара каких-то мужиков и, пожалуй, всё.

— Так вот, по поводу ваших опасений, — продолжал Ягер, вновь усевшись за столик. — Я всего лишь имел в виду, что вы допустили небольшую, но достаточно серьёзную ошибку. Вы должны были подать документы для замены из-за смены фамилии в течении трёх дней. К тому же вы не предупредили в комендатуре, что уезжаете из Берлина. Оно-то понятно — молодожёны потеряли голову от страсти, желая поскорее отправиться в свадебное путешествие, но странно, что ваш командир не озаботился о таких элементарных вещах.

Чёрт, это действительно так? Я же ничего не шарю в их бюрократических заморочках. И почему Вилли, который дотошно соблюдает все правила, ничего нам не сказал? Что теперь будет? Вряд ли за такое отправляют в штрафбат. Скорее всего, наложат административный штраф. Ну, по крайней мере, в моё время именно так карается пропущенный срок замены паспорта.

— Я думаю, это несложно уладить, когда мы вернёмся, — беспечно ответила я.

— Не переживайте, я уже поговорил с кем надо в бюро и в городском штабе, — широко ухмыльнулся он. — Считайте, это мой свадебный подарок.

Ну, прямо аттракцион невиданной щедрости. А то я не понимаю, что ты бы с радостью подпортил нам всем троим жизнь в случае моей неявки.

— Вы очень добры, герр оберстлейтенант, — я отпила кофе, обдумывая, как держаться с ним дальше.

— А разве я когда-либо был с вами другим? — с удивлением, разыгранным на уровне лучшего театра Бродвея, спросил он, но я на это не купилась.

— А зачем тогда потребовали в такой категоричной форме, чтобы я пришла одна?

— В таких случаях полагается отвечать «конечно же, из-за моей тайной любви к вашим прекрасным глазам, моя фройляйн», — нагло усмехнулся Ягер. — Но, увы, у меня более прозаичные причины. То, о чём мы будем говорить, можно считать конфиденциальными сведениями, так что согласитесь, ваш супруг здесь будет лишним.

— Но вы же понимаете, что я вполне могу рассказать ему, о чём мы с вами говорили? — из вредности сказала я.

— А это уже под вашу ответственность, — холодно ответил Ягер. — Но надеюсь, вы помните, чем грозит распространение слухов, тем более если они касаются Вермахта или любой иной госорагизации?

Я снова отпила кофе, вспомнив затасканную фразочку из какой-то рекламы: «Иногда лучше жевать, чем говорить».

— Скажите, Эрин, вы действительно довольны своим местом? — внимательно следя за моей реакцией, спросил он.

— Конечно, — без колебаний кивнула я.

— А я слышал, последние месяцы вас преследовали неудачи. Провальные допросы, плен, ранение… — он скорчил фальшиво-сочувствующую мордаху. — Конечно, в этом нет вашей вины, нерасторопные командиры просто не умеют правильно использовать ваши знания. Скажете, не так?

— Ничего не скажу, — ответила я. — При въезде через границу господа офицеры из внутренней безопасности доходчиво объяснили, что обсуждать, что было на фронте, а тем более упоминать чьи-либо имена, нельзя.

Что между прочим была правда. Эсэсманы зашугали нас тогда по полной программе. Ягер снова оскалился в псевдо-добродушной усмешке:

— Что ж, я рад убедиться, что вы добросовестно следуете Уставу. Тогда перейду к делу. Вы, конечно, же видите, что война на восточном фронте затянулась и в основном из-за того, что русские умудряются держать связь с коммунистическими лидерами. Это они убеждают их не сдаваться. Я уверен, основная масса этих рабочих и крестьян безропотно бы приняла смену власти. Как вы считаете?

— Сложно сказать. Многие считают русских глуповатыми, ленивыми и думают, что таким народом управлять легко. Отчасти это верно, но лишь до поры до времени. Не зря же их сравнивают с медведями. Добродушный увалень в считанные минуты может превратиться в разъярённую махину, которая сметает всё на своём пути. Вспомните ту же революцию и что они сделали с царской семьёй, которую до этого веками боготворили.

Возможно, опрометчиво с моей стороны говорить такое, но каждый раз, когда я видела презрительную самоуверенность какого-нибудь офицера, тянуло немного сбить эту спесь. Да и за наш народ было обидно. Не такие уж мы и амёбы, чтобы вот так запросто записывать в лузеры.