Моя чужая новая жизнь

— Десерт? — вежливый официант периодически маячил у столика, бдительно следя, чтобы тарелки и бокалы не оставались пустыми.

Я лишь покачала головой. Фрау Винтер итак закармливает нас выпечкой, не хватало мне ещё растолстеть. Я ж не знаю, какое тельце мне досталось в этом плане: можно ли жрать как не в себя или лучше не стоит.

— Знаешь, я кое с кем всё-таки увиделся, — задумчиво рассказывал Фридхельм. — Так странно… Те ребята, с которыми год назад было столько общего, сейчас кажутся…чужими, что ли. Они так уверены, что война это что-то эфемерное, что русские только и делают, что бегут от нас и вот-вот всё закончится.

Весь вечер мы не поднимали эту тему. В ресторане среди беззаботных, благополучных парочек было легко забыть что где-то идёт война. Они здесь ещё не прочувствовали в полной мере, что происходит в мире. Собственно, что они могли знать, если СМИ вещает что всё гут, победа не за горами и фюрер the best.

— Тяжело судить о чём-то, если сам этого не видел, — ответила я. — По этой же причине я пока и не встречаюсь со своим знакомыми.

— Наверное, когда-нибудь это останется глубоко в нашей памяти и будет проще.

Ох, сомневаюсь. Мне кажется, я никогда не смогу забыть всё, что со мной случилось за этот год. Мы медленно шли по парку. Странно, что в такой поздний час здесь довольно много народу.

— Ты так и не попытаешься поговорить с отцом? — вдруг спросил он. —Мне кажется, он должен знать, что ты снова уезжаешь на фронт. Ведь если бы ты тогда погибла… а он бы считал, что ты уехала в Швецию. Каким бы он ни был, как-то это неправильно.

— Я попробую с ним встретиться, — вздохнула я, прикидывая, как буду проворачивать этот цирк. — Но ничего не обещаю. Пойми уже, это вы счастливы вернуться домой, я же отношусь к этому по-другому. После смерти мамы наша квартира перестала для меня значить то, что подходит под определение «отчий дом», я бы всё равно съехала оттуда.

— Когда-нибудь у нас будет дом, который действительно им для тебя станет, — Фридхельм серьёзно посмотрел мне в глаза. — Я тебе это обещаю.

Мы остановились у фонтана, подсвеченного огнями фонарей.

— И по прежнему хочу, что бы ты стала моей женой, — Фридхельм достал из кармана небольшую коробочку. — Я обещал не торопить тебя, но мне бы хотелось, что бы ты его носила.

Я протянула руку, позволяя надеть колечко. Так мне ещё предложение руки и сердца не делали, но такой романтик под луной однозначно лучше банальщины, когда эти несчастные кольца почём зря пихают в десерты и бокалы с шампанским. Внезапно меня осенило, что будет самым правильным для нас.

— Я думаю, нам не стоит тянуть с этим. Твой отец начнёт тебя снова отговаривать, своему я даже говорить ничего не буду. Так что не будем устраивать новых споров, завтра пойдём и по-тихому распишемся.

— Рени, но ты же хотела, чтобы этот день был особенным.

— Да, я говорила, что хочу свадьбу со всеми полагающимися прибамбасами, но поняла, что это глупо. Всё равно тех, кого бы я хотела видеть, со мной не будет. Так что пусть этот день станет особенным для нас двоих.

— Я так долго ждал, что согласен на всё, чего хочешь ты, — он бережно взял мою ладонь и поцеловал. — Я сделаю всё, чтобы ты была счастлива.

Глава 47 Только ты, давай, мне доверяй, и мы телепортом с тобой прямо в рай.

Не так я представляла свою свадьбу, ох, не так… Завтра наступит день X, а я всё никак не могу поймать нужный настрой. Наверное, я всё-таки законченный циник, но мне сложно относиться к этому мероприятию с полагающимся трепетом. Ну, серьёзно, ведь мы уже и так живём вместе. Что изменится от штампа в паспорте? Я и раньше не придавала ему особого значения. Ничего он не меняет. Если мужик захочет — уйдёт, будь хоть трижды мужем и имея пятерых детей в наличие. Так что для меня это был просто повод устроить грандиозный праздник. Благо в моём времени фантазия на эту тему была неисчерпаема. Голуби, фейерверки, роскошные букеты, развесёлый девичник накануне, какие-то дурацкие символические замочки, которые принято вешать на мосту, и конечно же роскошное платье, и соответствующая фотосессия. А здесь… Можно было бы замутить что-то, конечно, намного скромнее, но опять же я сама загнала себя в ловушку бесконечным враньём.

Я вылезла из ванной, завернувшись в полотенце. Замерла у зеркала, словно впервые увидев своё отражение. Я давно уже привыкла к новой внешности, но сейчас снова видела перед собой кого-то другого. И вовсе по оттого, что это тело принадлежало не мне. Девушка из зеркала смотрела на меня без въевшейся самоуверенной маски Эрин Майер. Все страхи и сомнения ясно читались в по-прежнему чужих мне глазах. Фридхельм счастлив, считая, что завтра его мечты станут явью, и никогда не узнает, что любит насквозь лживую девицу, которая даже накануне свадьбы не рассказала ему правду. Ведь для меня любовь и доверие по-прежнему лежали на равных чашах весов. Тошная вина медленно разливалась внутри леденящим холодом. Он ведь не знает обо мне ничего, кроме бесконечных сказочек, которыми я искусно варьировала. Любил бы он меня, узнай настоящую?

— Рени?

Я обернулась, увидев Фридхельма. Он улыбнулся, аккуратно прикрывая дверь.

— Ты ещё долго?

Я почувствовала себя беззащитной, но не потому что стою сейчас абсолютно голая. Комплексы по поводу шрама, который бросался в глаза, отчасти ушли. Помню как в первую ночь после возвращения из госпиталя я намертво вцепилась в простыню, не желая, чтобы Фридхельм его увидел, а он лишь мягко разжал мои пальцы, невесомо касаясь губами изуродованной кожи:

— Забудь… считай, что его нет…

Но то, что сейчас он видел в этом чёртовом зеркале было… слишком. Слишком личным, куда более интимным, чем любая физическая близость. Никому не хочется, чтобы кто-то увидел изнанку твоей души. Фридхельм смотрел в мои глаза бесконечно долго, а затем медленно подошёл ближе. Опустил руки мне на талию и стал покрывать лёгкими поцелуями шею и плечи. Расслабляясь под этими полными нежности, почти невесомыми прикосновениями, я чувствовала, как тяжёлые мысли медленно уходят из головы. Я люблю его, и это самая главная правда, а когда война закончится, вопрос о том, что я русская, вообще потеряет актуальность. Наши взгляды встретились в отражении, и меня повело от нежности и желания в его потемневших глазах. Не отводя взгляда, он скользнул рукой выше, лаская мою грудь, другой же продолжая прижимать к себе. Вроде как эксгибиоционизмом я никогда не страдала, но почему-то продолжала смотреть, как его пальцы чувственно скользят по моей коже, отводят с шеи влажные после душа волосы, открывая доступ для поцелуев. Возбуждение горячими искрами пробегает по венам, когда я вижу, как Фридхельм поднимает руку к моему лицу, кладёт ладонь на щёку, обводит губы большим пальцем.

— Мало тебя, — цедит он сквозь стиснутые зубы, когда я медленно вожу рукой, лаская его напряжённый член прямо через ткань брюк. — Ты… с ума сводишь.

— Это хорошо, потому что мне тоже мало. Ты тоже сводишь с ума.

Контраст моей обнажённой кожи с мягким хлопком его рубашки лишь обостряет ощущения. Я отклоняюсь назад, опираясь затылком о его плечо, и едва сдерживаю стон, когда его пальцы аккуратно накрывают моё горло, мягко смещаясь выше, разворачивая к себе. Задыхаюсь, когда он перекатывает соски между пальцами, изворачиваюсь, чтобы поймать в поцелуе его губы. Он отвечает жадно, напористо, одной рукой спускается ниже, надавливает на бёдра, мягко касается пальцами клитора и ловит ртом мой стон. Жарко от горячего влажного воздуха и его кожи, от того, что делают его руки, от прижимающихся губ и моего сбитого дыхания.

Фридхельм завозился, высвобождая давно изнывающий от желания член и нерешительно остановился. Что, милый, смущает неудобная поза? Но спонтанное желание оказывается сильнее — он мягко подтолкнул к стене. Нетерпеливые ладони огладили мои ягодицы и спустились ниже на бёдра, подхватывая и приподнимая. Я прерывисто выдохнула, почувствовав, как он вжимает меня в стену, аккуратно и медленно заполняя собой. Прижимаюсь ещё ближе, хочу слиться с ним в одно целое. Чёрт, а так действительно неудобно. Хочется ощутить его глубже, сильнее… В этом наши желания совпадают. Фридхельм отпускает меня, чтобы снова развернуть к зеркалу. Я едва успеваю уцепиться за раковину, когда он обнимает меня обеими руками, прижимая к своему телу, заставляя прогнуться ещё сильнее. Всё смешалось в чувственный калейдоскоп. Его руки, напряжённо сжимающие мои бёдра, желая притянуть ближе, неспешные ритмичные точки отзывающиеся сладкой судорогой внутри, горячее дыхание на моей коже.