Моя чужая новая жизнь

— Спасибо.

— Ну что, Арина, давай знакомиться. Сама-то откуда будешь?

— Да я, можно сказать, почти местная, — осторожно ответила я. — В прошлом году закончила школу, хотела в медицинский идти учиться, а тут война. Пришлось по-быстрому заканчивать курсы медсестёр.

— Ничего, вот разобьём фрицев, потихоньку всё наладится.

— У тебя кто-то на фронте?

— Отец, — почти не вру.

Где сейчас мой дедуля? Наверное, уже и не свидимся.

— Это он так, товарищ Арина, пытается вызнать, имеется ли у вас друг сердца?

— Нашли о чём думать, — «смущённо» улыбнулась я. — Я для себя решила — сначала дело, а потом всякие романтические глупости.

Обручальное кольцо я предусмотрительно оставила, главным образом из-за того, что в Союзе большая масса народа их попросту не носила. Ну, серьёзно какие там побрякушки, когда страна выживала после войн революций и голода? Заподозрят ещё чего доброго во мне «контру буржуйскую» раз в золоте расхаживаю.

— Это правильно, — неожиданно вмешался Никифоров, с интересом поглядывая на меня.

Хм-м, а ведь он повёлся на мои правильные речёвки. Жалко, что этот интерес для дела никак не используешь. Мне нужно как-то ликвидировать часового, и тут, увы, без применения оружия не обойтись. Оглушить его я вряд ли смогу. С моим-то ростом — «метр с кепкой» — долго придётся прыгать, чтобы врезать по башке.

Мне стало противно от этих мыслей. Это же свои, русские! Те парни, читая о подвигах которых в учебниках, я восхищалась их мужеством и стойкостью. Не попади я тогда к немцам, возможно… Нет, я слишком дорожу своей жизнью и нервами и не стала бы добровольно лезть в эпицентр войны. Тем не менее, сейчас мне безумно стыдно за то, что я не могу быть на их стороне. Они смотрят на меня как на самоотверженную девчонку, что пришла сюда, не побоявшись трудностей, а я… Я думаю только о том, как устроить побег врагам своей родины.

Бьётся в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза;

И поёт мне в землянке гармонь:

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой!

Ты сейчас далеко, далеко;

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Сердце снова перехватило от щемящей жалости. Сколько из них смогут вернуться домой? То, что я собралась сделать, снова сдавило душу осознанием окончательного предательства, но я просто не могу по-другому. Любовь не признаёт правил и принципов. Я хочу спасти своего мужа и я это сделаю. Любой ценой.

— Ты скажи, если что потребуется, — обратился ко мне Никифоров.

— Воды нужно побольше, — я задумалась. — И спирта, если можно.

— Я принесу, — кивнул он, и я поднялась следом.

— А этих… фрицев тоже проверить?

— Обойдутся, — хмуро ответил капитан. — Их завтра утром заберут в лагерь. Пусть тамошний доктор возится, у нас и на своих не хватает медикаментов.

Я почувствовала, как внутри разливается холодная пустота. У меня почти не осталось времени придумать хоть какой-то план. Без оружия туда нечего соваться.

Пока я занималась сменой повязок, постаралась незаметно осмотреть вещи раненых бойцов. Ничего… Ни ножа, ни самого завалящего пистолета. Время тянулось тягостными минутами, и одновременно мне казалось, что оно стремительно утекает, словно песок сквозь пальцы. Может, правда попробовать оглушить часового? Ну да, и ворваться в землянку словно Чёрная вдова. Это работает только на экране, а в реальности Колян или кто там вместо него живенько скрутит меня. И Фридхельма не спасу, и себя погублю.

— Арина, ты здесь? — глупый вопрос — где мне ещё быть. — Бери всё, что может понадобиться, и пойдём.

— Куда? — упавшим голосом спросила я.

— Наши ребята с разведки вернулись, — он заметил, как кто-то из мужчин прислушивается, и добавил чуть тише. — Подстрелили нашего лейтенанта.

Мы прошли в землянку, которую я опознала как штаб. Устинов лежал на койке, встретив меня вымученной улыбкой.

— Давайте посмотрим.

На первый взгляд он цел и невредим. Может, ранение в спину?

— Повернитесь, пожалуйста, — он неловко завозился, и я обернулась к Никифорову. — Помогите мне.

Вдвоём мы перевернули его. Ну, так и есть. Рана на первый взгляд аккуратная, но… Я не хирург, но по-моему, пуля застряла в позвоночнике. Я осторожно ущипнула его за бедро, потом сильнее, но никакой реакции не последовало.

— Что там? — глухо спросил он. — Всё совсем плохо?

— Пока что непонятно, — пробормотала я, обрабатывая кожу спиртом.

В любом случае рану надо продезинфицировать. Понятия не имею, можно ли ему лежать на спине, но так оставлять вроде тоже не дело.

— Ну вот, перевязку сделали, давайте положим вас поудобнее.

Никифоров без лишних вопросов помог мне повернуть его на бок.

— Если боли сильные, вот, держите, — я протянула фляжку со спиртом. — Единственный обезбол, доступный сейчас.

— Не стоит, — медленно покачал головой он. — Странно, почти не болит, а я же чувствовал эту проклятую пулю…

— Ну тогда напою вас чаем, — я ободряюще улыбнулась и потянула капитана за рукав. — Пойдёмте, покажите, где у вас кухня.

Тот без слов понял и вышел со мной.

— Плохи дела, товарищ капитан, — честно сказала я. — Позвоночник ему пробило. Он ног уже не чувствует.