Моя идеальная

— А если тебе не понравится то, что ты услышишь?

— Мне всё равно, что натворил Артём или его семья. Я в любом случае не стану любить его меньше и всегда буду рядом.

— Он считает себя ужасным человеком.

Откровение от Арипова слишком ценно для меня, но ни как информация, а как знак доверия, поэтому смотрю ему в глаза и уверенно обрубаю:

— Я знаю, что он не такой. Может, мне и не знаком тот Артём Северов, но я верю ему и без колебаний доверю свою жизнь. Что бы ни случилось тогда… Это никогда на повлияет на ни моё отношение к Тёме, ни на мои чувства. Если я смогу помочь ему избавиться от кошмаров прошлого, то приложу для этого все силы. А если мне не удастся это сделать, то просто приму и разделю.

— Ты поражаешь меня всё больше и больше, Настя. — сипит Антон, спрыгивая с пьедестала и застывая в паре шагов от меня. — Знаешь, ты мне никогда не нравилась.

В общем-то, неудивительно. Я всегда замечала неприязнь Арипова ко мне.

— Ну, спасибо за правду, Тоха. — режу с улыбкой, чтобы разрядить напряжённую обстановку.

— Но потом я понял, что Север в тебе увидел. Силу. Сталь. Страсть. Жизнь. Ты способна не просто бороться. Ты — победитель. Такая же, как он. Вы прёте напролом и до конца. Когда ты бросила Тёмыча ради этого ублюдочного зализыша, я ненавидел тебя вместо него. Когда увидел тебя у Севера дома, то был готов вас обоих разорвать голыми руками. Вот только когда ты сказала, что положишь жизнь, чтобы всё исправить, когда без оглядки на чужое мнение заявила, что любишь и будешь бороться… Тогда я впервые ощутил то, что вообще редко к кому-то испытываю. Уважение, Насть. И потом, когда ты не стала лезть в его прошлое, несмотря ни на что, но просила у меня помощи, я ещё больше начал тебя уважать. — вынуждаю себя сохранять зрительный контакт, хотя его слова с такой силой пробивают по сердцу, что даже на ногах держаться сложно от бури эмоций, которую они поднимают в душе. — А вот в тот день, когда явились твои предки и этот уёбок… То, как ты держалась, когда Тёмыч упал… То, как защищала его перед предками… То, как вела себя по дороге и в больнице… — Арипов тяжело сглатывает и добивает. — В своей жизни я восхищался всего одним человеком — отцом. Но в тот день ты вызвала моё восхищение. Своей стойкостью и неспособностью сдаваться. Артём стал братом, которого у меня никогда не было. И, кажется, я не против обзавестись ещё и сестрой.

У меня нет слов. Просто, мать вашу, ни единого слова. Не так давно я гадала, сможем ли мы подружиться с Антоном, чтобы моему любимому не пришлось разрываться между нами, а сейчас…

Сейчас из глаз льётся водопад слёз, а в груди с такой силой вулкан чувств извергается, что даже дышать выходит с трудом. Бросаюсь Антону на шею и целую в щёку, чтобы хоть как-то выразить благодарность за его слова и отношение. Парень обнимает в ответ и хрипит:

— Достаточно сказать «спасибо».

— Спасибо. — смеюсь я, отстраняясь и краснея.

Обычно так я выражаю свои чувства только с Тёмой.

— Может кто-то объяснит мне, какого, мать вашу, хуя мой лучший друг зажимает мою невесту в туалете?

Глава 28

Сколько можно совершать ошибки?

Поездка в отделение полиции мало что проясняет. Заява действительно написана Мироновой, вот только Мироновой Е.С.

Я, блядь, знать не знаю, как зовут Настину мать, но судя по описанию, которое мне дал следак, это сделала именно она. Вот только на хрена ей это для меня остаётся загадкой.

Ригонов записал мне её номер, но я не вижу смысла с ней связываться. Просить, чтобы забрала заявление? После того трешака, что они нам с Настей устроили, не уверен, что смогу разговаривать с ней как цивилизованный человек. Не в моей привычке поднимать руку на лиц женского пола, а тем более на тех, кто вдвое старше меня, но сомневаюсь, что смогу сдержаться. Слишком свежо воспоминание, как моя девочка рассказывала мне о том, как рыдала перед своей недоматерью, а та потащила её к Должанскому.

Моя девочка…

Блядь, я ей столько наговорил, что век не отмоешься. Знаю же, что не могла она этого сделать, но всё равно бросил в неё эти сраные обвинения. Настя даже скрывать не пыталась, насколько сильно они её обидели, а я не попытался её остановить, когда уходила.

И что теперь? Опять просить прощения? Да сколько можно? В конце концов, не настолько я размазня, пусть и на всё ради неё.

Как бы ни старался утихомирить злость, в академию возвращаюсь максимально взбешённым. Едва паркую тачку, как ко мне подлетает Заболоцкая. Напрягаюсь конкретно так, потому что она одна и перепуганная до чёртиков.

— Где Настя? — рычу, цепляясь пальцами ей в плечи, потому что она только что-то неразборчиво тарахтит.

— Она… — задыхается, как от долгого бега. — Она с Антоном ушла. Кажется, в сторону раздевалок.

— На хрена? — цежу сквозь зубы.

Это что ещё за дичь? Какого хрена моя девушка и мой друг куда-то сваливают вместе? Я, конечно, не верю, что между ними может что-то быть, но это вовсе не значит, что такое поведение не вызывает вопросов.

— Настя избила Волчинскую. Антон её оттащил от неё и увёл куда-то.

— Стой, Вика. — отсекаю с хрипом, тормозя поток слов. — Настя избила Карину? — кивок. — За что, блядь?

— За её длинный язык. Эта сука сначала Настю начала цеплять, а потом и тебя, и Настюха её сначала об колено шибанула, а потом всю морду расквасила. Волчинская получила то…

Дальше я её уже не слышу, срываясь в сторону здания спортзала, в котором находятся раздевалки. Без остановок открываю все двери, пока не натыкаюсь на обнимающихся Тоху и Настю. Они меня даже не слышат. Замираю в дверном проёме и наблюдаю за этой картиной. У девушки румянец на щеках, а друг выглядит уж слишком довольным.

Что за хуйня, блядь?

Нет! Нет, мать вашу, не может этого быть! Не верю, что они могли меня предать, но учитывая то, в каком неуравновешенном состоянии я нахожусь, высекаю зло:

— Может, кто-то объяснит мне, какого, мать вашу, хуя мой лучший друг зажимает мою невесту в туалете?

Они с такой скоростью отлетают друг от друга, что едва ли не в противоположные стены спинами влетают. Складываю руки на груди и с презрением смотрю в перепуганные зелёные глаза.

Неужели я мог так ошибиться?

— Тёма… — шуршит Настя.

— Что, блядь? — выплёвываю яростно, прошибая её тяжёлым взглядом.

Даже не знаю, чьё предательство больнее. Шагаю к девушке и прижимаю к стене.

— Тёмыч, не говори того, о чём пожалеешь. — цепляется в плечо «друг».

— Отъебись, Арипов, пока я тебя не урыл на хрен. — рублю, не оборачиваясь. — Как тебе Тоха, а Настя? Лучше меня, да?

Левую щёку обжигает неожиданным ударом. Перед затуманенными ревностью глазами проясняется такое родное лицо, что я едва ли не скулю от боли.

Как она могла?

— Ты дебил, Северов! — выкрикивает Настя и отталкивает меня, но я лишь сильнее вжимаю её в стену. — Отпусти, Артём! Я не хочу тебя видеть! Не хочу! — орёт всё громче, заливаясь слезами. — Как ты мог, Тёма? — последнее уже задушенным шёпотом.

— Как я мог, Настя?! — гремлю несдержанно. — Это я, блядь, как мог, да?

— Артём, ёбаный в рот, отпусти её! — врывается Арипов.

— А вот и защитничек нарисовался. Хуй сотрёшь.

— Северов, хуйню не неси. Успокойся, пока не поздно. Это я её обнял. — выбивает ровно, а я убить его готов.