Моя идеальная

По мгновенно притихшей комнате разносится звериный вой, но я даже не понимаю, что он принадлежит мне.

Подрываюсь на ноги и ору, брызжа слюной:

— Так, блядь, начинайте! Найдите её! Что, сука, стоишь?! Ищите!

Кто-то хватает меня сзади и оттаскивает от капитана, которому я мёртвой хваткой цепляюсь в китель.

— Успокойся, Артём. — бомбит с холодной решимостью Сергей Глебович. — Начинайте поиски. Бросить все силы, но девушку необходимо найти. Быстро. — голос не повышает, но человеку с его званием и характером это и не надо.

— В-все силы? — заикается мент, которого я тряс секунды назад.

— Абсолютно, блядь, все! Снять людей с ограблений, мошенничества и прочей хрени и найти девушку. Немедленно! — капитан исчезает, и за закрытой дверью сразу начинает раздаваться шум и топот ног. — Артём, мы найдём её. Живой. — обращается уже ко мне.

Замираю посреди кабинета каменным изваянием. Чувство такое, что все сухожилия в теле перерезали, а вены вспороли. Я захлёбываюсь кровью и ужасом. Я тону в пучине отчаяния. Я умираю. Я просто, блядь, умираю, потому что если он убьёт её, то я не смогу больше жить. Без Насти не смогу.

— Она моя жизнь!!! — вою зверем, падая на колени.

Тохин отец опускается на корточки и прижимает меня к себе. Как ни стараюсь держаться, кислота скатывается по щекам, оставляя окровавленные дорожки. Не из глаз, из сердца вытекает.

Цепляюсь трясущимися руками в его форму и просто, сука, реву.

Я не смогу без неё. Не смогу. Я, блядь, дышу ей. И мне не стыдно за свою слабость.

Настя — моя жизнь. Это — не просто слова. Это — смысл. Это — истина.

— Держись, парень. Держись. Я землю переверну, но верну тебе твою девушку, потому что ты, как никто другой, заслуживаешь счастья.

Должен. Я должен держаться. Должен быть сильным. Но я, блядь, не могу.

Я, сука, даже думать боюсь о том, что этот уёбок может сделать с моей девочкой.

Разрывает. Растаскивает на мясные ошмётки. Кровью топит. В ужас загоняет. Болью парализует. Не за себя боюсь, нет. За неё.

Такая маленькая. Такая хрупкая. Такая нежная. Такая моя.

В его руках. Что он с ней делает? Зачем увёз? На что способен?

Блядь… Блядь! Настя… Моя девочка. Не сдавайся. Борись.

Она — воин. Она — сталь. Она — сила.

Держись, родная. Всё будет хорошо. Обещаю. Я клянусь.

Спустя ни хуёво времени удаётся прийти в себя. Сергей Глебович ставит на стол бутылку водки и пару стаканов. Антон молча разливает и тычет мне в руки. Опрокидываю в горло всю порцию, кривя лицо, и жестом даю понять, чтобы наполнил снова.

— Не напивайтесь, парни. Это только чтобы немного успокоить нервы. — бросает напоследок батя, выходя из кабинета, чтобы принять на себя командование розыском моей Насти.

— Блядь, Тоха, если я больше никогда её не увижу…

Трясёт. Коноёбит. Колошматит.

Страх не уходит. Усиливается. Разрастается. Заполняет. Парализует. Убивает.

Держусь. Скриплю зубами. Раздираю кожу на ладонях. Давлюсь воздухом и отчаянием, но, сука, держусь. Должен. Ради неё. Выгребу. Нельзя иначе.

— Хуйню не неси, Артём! — рявкает, перебивая.

Несмотря на собственный мандраж, вижу, что и его нехило колошматит.

Расходимся по разным углам в ожидании новостей. Только под утро мой телефон начинает разрываться звонком.

Хватаю трубку, даже не глядя на номер.

— Ну, привет, Северов. — врывается в голову ледяной, пробирающий кладбищенским ветром до костей, голос уёбка, похитившего мою невесту.

— Где Настя?! — ору хрипом, подскакивая на ноги. — Что ты с ней сделал?!

— Хочешь знать, что я с ней сделал? — металлический, мерзкий, склизкий смех. — Я с ней сделал то, что должен был ещё два года назад. Эта сука получила то, что заслужила. — снова маньяческий хохот.

— Где она?! — взвываю, сжимая в руках мобилу до хруста.

Тоха маячит рядом, что-то набирая на своём телефоне.

Мотор в груди замирает, не издавая ни звука. Кровь стынет. Дыхание стопорится.

Я с ней сделал то, что должен был ещё два года назад…

Он изнасиловал её?

Нет…

Нет.

Нет!

Нееет!!!

Он не мог этого сделать. Моя девочка… Господи… Настя… Как она это переживёт? Как справится? Господи, умоляю… Боже…

С такой силой сжимаю зубы, что чувствую, как они обсыпаются крошками.

И сердце моё рассыпается на куски.

Прижимаю кулак к губам, раздирая слизистую.

— Я всё тебе расскажу по порядку. — прошибает вакуум моего ужаса скрипучий голос. — Сначала я сорвал с неё шмотки и поставил на колени прямо в грязь, потому что шлюхе там и место. Сосёт она, на мой вкус, так себе. — мерзкий хохот. Сжимаю веки, но не могу избавиться от картины, как моя любимая стоит на коленях обнажённая перед этим уёбком, а он… Сука!!! — Я думал, ты везде её раскупорил, но задницу ты ведь не трогал? Она так визжала, когда я ебал её.

— Я убью тебя, мразь. — выбиваю стальным сипом.

— Хоть дослушай до конца, потому что я дам тебе ещё ни одну причину меня прикончить.

— Тёмыч, не слушай его. — выхватывает у меня трубу друг, но я с такой силой его отталкиваю, что он падает на пол.

— Где она? — рычу, держась из последних сил.

— Ты хотел спросить, где то, что от неё осталось? — скрежещущий смех.

Неееет!!!

— Что ты сделал?! Ты убил её?! Ты… — голос глохнет, переходя в задушенные всхлипы.

Он не мог. Не мог этого сделать.

Настя обещала… Обещала, что вернётся. Она всегда держит слово.

Это ложь. Не приму. Не могу.

Держусь…

— Сначала я хотел просто отыметь её во все щели, а потом отправить к тебе. Хотелось посмотреть, захочешь ли ты трахать её после меня. Слабую. Сломленную. Униженную. Грязную.

— Завали ебальник! — ору, глотая кислоту и кровь.

— Но она всё сопротивлялась и визжала как свинья. Я просто хотел, чтоб она заткнулась. Я сжал её горло, а потом… Упс… Оказалось, переборщил.