Моя лю... (си)

– Дядя, ты будешь с нами играть?
– спросила Полина, голосом своей мамы, Татьяны.

– Буду. Давайте рисовать, - предложил Лялин.

– Не хочу, - сказала Полина, - будем играть в "семью".

– Это как?

Из разбросанных по полу коробок Полина выбрала одну с надписью "Вернись домой раньше". Это была игра, в которой условные папа, мама и их ребёнок должны кидать кость, и по числу выпавших очков двигать свою фишку. Выигрывал тот, чья фишка оказывалась первой на клетке "дом", миновав засады в виде клеток: "казино", "кино", "ресторан", "магазин" и т.д.

С самого начала игра не заладилась. Чувствуя скучливое настроение Лялина, дети сами были скучны. Но Полина, как воспитанная девочка, продолжала играть. В ней чувствовался мамин характер: та же жёсткость и упорство. Девочка была ярким представителем рыбинской породы: у неё были широкие скулы, крупные черты лица, бесцветные глаза и тонкие губы. В семье Рыбиных превалировала мужская линия, точнее сказать, кровь отца - главы семейства, фотографию которого Лялин видел в альбоме. Рыбин-старший давно умер. В своё время он был заместителем министра атомной промышленности.

В детскую заглянула Татьяна. Полина, маленький Виталечка и даже Лялин мгновенно преобразились: всем своим видом демонстрируя интерес к игре.

– Как вы тут?
– спросила Татьяна, умилённо улыбаясь.

– Отлично, - ответил Лялин.

Сделав детям несколько замечаний: "не кусайте губы", "держите спину прямо", "поправьте волосы" и т.п., она удалилась - встречать важных гостей.

Тут же влетел Вовчик. Дети никак не отреагировали, а Лялин отвёл друга в сторонку и зашептал:

– Слушай, Вовчик, какого чёрта я сижу с детьми? Я что вам - нянька? Сам с ними разбирайся, а я пошёл.

– Стоп! Я не могу. Сейчас приедет мой шеф. Я должен его встретить.

– Вы, тут обалдели все, что ли?!

– Егор, после разберёмся. Всё будет "х", - сказал Вовчик и, увернувшись от Лялина, подошёл к детям.

– Кто выигрывает?
– спросил Вовчик, имея в виду игру "Вернись домой раньше".

– Я, конечно, - ответила Полина.

– Умничка, - сказал Вовчик, чмокнул девочку в лобик и посмотрел на Виталечку.
– А ты, оболтус, почему проигрываешь? Соберись, ты же мужик!

Вовчик посмотрел на свои роскошные ручные часы.

– О, мне пора!

– Вовчик!
– воскликнул Лялин.

– Егор, прекрати, - сказал Вовчик и, загадочно улыбнувшись, спросил:

– Правда, сегодня Татьяна выглядит потрясающе?

– Правда, - поникшим голосом ответил Лялин.

Вдруг за стеной прекратился шум, будто рубильник выключили. Наступила мёртвая тишина.

– О, они прибыли!
– воскликнул Вовчик и выбежал.

Часть 3. Правда жизни

Шум за стеной возобновился. На его фоне сначала еле-еле, потом всё чётче стал слышен топот множества ног. Дверь в детскую распахнулась на две половинки и в комнату вошла группа людей во главе с раскрасневшейся Татьяной. Рядом с ней находились до боли узнаваемые личности. Лялин каждый день наблюдал за ними по телевизору, но сейчас, от волнения их фамилии выскочили у него из головы.

Татьяна и знаменитые гости остановились на расстоянии вытянутой руки от Лялина. В этот момент в детскую проникли какие-то суетливые люди с большими фотоаппаратами и маленькими кинокамерами. Оттеснив детей, они образовали плотное кольцо вокруг Лялина, Татьяны и знаменитостей.

– Вот, господа, - произнесла торжественным голосом Татьяна, - это и есть Егор Лялин - социолог, поэт, близкий друг моего брата...

Откуда-то снизу вынырнул Вовчик. Он весь светился от счастья.

– ...моего дорого брата, - продолжила Татьяна.
– Прошу любить и жаловать.

– Так вот ты какой, друг брата!
– сказал мужчина с женским лицом, розовощёкий и кудрявый.
– Очень, очень приятно.

Он протянул руку Лялину. Рукопожатие оказалось крепким, с хрустом. От боли Лялин едва не вскрикнул. Говорили, что гость в прошлом занимался боксом и даже был чемпионом Донбасса.

– Давно пишете?
– спросил мужчина.
– Где печатаетесь?

– Пока нигде, - краснея, ответил Лялин.

Его огорошила осведомлённость гостя. О своём увлечении стихами он не говорил ни Вовчику, ни Татьяне и, вообще, никому на свете. Как они узнали об этом? Чудеса!

– Понимаю, - сказал мужчина.
– Шлифуете тексты? Что ж, такая требовательность к себе похвальна, но рано или поздно печататься придётся.

– Да, надеюсь, - лепетал Лялин.

– Надеюсь, вы покажите мне свои рукописи?

– Покажу, то есть принесу, если вас это интересует.

– Меня интересует всё талантливое, - улыбнулся мужчина и оглянулся на не менее знаменитого, чем он сам, большого, упитанного человека в розовой рубашке, расстегнутой более, чем позволяют правила приличия. Утерев губы рукой, тот подхватил эстафетную палочку беседы, не без удовольствия.

– Гриша, - сказала он, - кончай умничать, чай не в Думе. А ты, Егор Лялин, не слушай Гришку. Ему нельзя верить. Он и в экономике-то хреново разбирается, а уж в искусстве вообще ни уха, ни рыла. Я тебе, молодой человек, так скажу: сегодня стихи нафиг никому не нужны. Брось ты это бабское дело. Мы, мужики, должны быть добытчиками и уметь любить женщин. Однозначно! Так что, завязывай с этим дерьмом. Понял? Дай слово, что бросишь это дело? Ну?

– Подумаю, - ответил Лялин.

– Вот, это по-мужски. Подумай и бросай. Делом надо заниматься. Дай-ка, я тебя за это поцелую.

Лялин не успел опомниться, как ощутил на своих губах липкие губы упитанного мужчины.

– Вот, молодца! Кровь с молоком!
– сказал он, оторвавшись от Лялина и подмигнув Татьяне.
– Бери! Чуем чую, настоящий мужик, далеко пойдёт. Однозначно.

Мужчина рассмеялся. Следом за ним рассмеялись все остальные и громче всех Татьяна.

Как-то само собой стало ясно, что наступила очередь тоже очень известной личности в строгом костюме, по старой моде коротким красным галстуком и грубым, будто вырубленным из дубового полена, лицом. Откашлявшись в руку, он сказал:

– Я целиком присоединяюсь, так сказать, к предыдущему оратору и тоже рад за тебя, Татьяна, и, само собой, за вас, Егор.

Скажите, Егор, как по-вашему мнению социология - это наука или профанация?

Лялин задумался. Мужчина в строгом костюме пояснил:

– Я так спрашиваю потому, что нашей партии очень нужны социологи - профессионалы. В этой связи у меня есть виды на вас. Мы должны с вами как-то увидеться и ...

– Увидитесь на похоронах твоей коммунякской партии, - сказала знаменитость в расстёгнутой рубашке, фамилия которого вертелась у Лялина на языке, но никак не вспоминалась.