Моя прекрасная убийца [Сборник]

— У вас, случайно, не сохранился текст этой лекции? — спросил Джоселин.

Биддл-Джонс снял очки, тщательно протер стекла и близоруко сощурился.

— Нет. По счастью, я вовремя заметил, что он затевает. Я собрал Фармило и других посоветоваться, как нам поступить. Затем мы поставили в известность ректорат. Лекцию решено было перенести. Объявили, что это сделано по причине внезапного нездоровья профессора, а потом ее и вовсе отменили.

А тем временем мы показали старика врачам. Разумеется, он наотрез отрицал, что имел намерение прочитать такую лекцию, говорил, что в первый раз видит текст, переданный в газетах. И все же ему пришлось оставить университет и удалиться на покой.

Биддл-Джонс снова водрузил на нос очки и обвел всех взглядом, как будто желал удостовериться, что за это время никто не исчез.

— Вероятно, правильнее будет сказать так: это я посоветовал ему уйти в отставку, — продолжил он. — Я убедил его, что вокруг — одни враги, которые только и смотрят, как бы украсть его открытия, а его самого дискредитировать. Правда, убедить его в этом не составило особого труда. Он очень кстати получил как раз в это время премию от одного американского научного общества. Так что в финансовом отношении был обеспечен. Кроме того, мне кажется, что одной премией дело не ограничилось. Он по-прежнему получает от них какие-то деньги.

Словом, он уединился и зажил своей особой жизнью. Продолжает ли он свои исследования и с каким успехом— я вам сказать не могу. Он подался куда-то в Суссекс, а вскоре я получил от него столь бесстыдное письмо, что могу хоть сейчас подать на него в суд. Но ведь этот человек просто болен.

Биддл-Джонс уставился на стол перед собой, и на лиде его появилось какое-то загадочное выражение. Наконец он улыбнулся.

— Боюсь, что сейчас он считает меня своим злейшим врагом. И предпочел бы видеть меня мертвым.

Воцарилось молчание Потом Джаггер спросил:

— А Фармило и другие? Их он тоже предпочел бы видеть мертвыми?

— Без сомнения, — кивнул Биддл-Джонс, тяжело и скорбно вздохнув. — Действительно, жаль эту умную голову, — добавил он несколько сентиментально. — Нынешние его работы уже не будут опубликованы.

Он наклонился к Джаггеру и очень серьезно сказал:

— Теперь вы, надеюсь, понимаете, почему меня так взволновало, когда вы сообщили, что недавно виделись с ним. Он говорил с вами о своей работе? Не могли бы вы рассказать мне хоть что-нибудь? Мне просто невероятно интересно.

Джоселин встал.

— Мне было бы интересно тоже. Но я сейчас вынужден уйти. Готов держать пари, что мой старый друг Биджи-зус продержит вас у себя всю ночь, если вы не воспротивитесь. Нет-нет, сидите, — попросил он Биддл-Джонса, который хотел было проводить его до двери. — Я сам найду выход. — Повернулся к Джаггеру и сказал: — Завтракаем вместе. Когда? В половине девятого? Хорошо, в девять. Пока. До свидания.

Он торопливо вышел.

12

— Позвольте предложить вам еще что-нибудь выпить? — Биддл-Джонс являл собой образец гостеприимного хозяина. — Прошу вас, не стесняйтесь. Как насчет еще одной рюмочки коньяку? А для юной дамы? Что-нибудь безалкогольное? Лимонад? Апельсиновый сок? Значит, лимонад. Вот и прекрасно.

Он пошел к бару и разлил напитки. Джаггер удобно откинулся на спинку кресла, восхищаясь изысканной мебелью и светлым ковром, который так гармонировал с обоями. Встретившись взглядом с Брайони, он еле заметно покачал головой — не высказывай, мол, что у тебя на уме. Он был убежден, что девушка тоже заметила — на кассетах были выгравированы фамилии бывших сотрудников Силидж-Бинна.

Итак, профессор полагал, что у него есть веские основания ненавидеть этих людей. Таблички с их фамилиями — конечно, злобная шутка с его стороны. Но она никоим образом не объясняла, что же на самом деле содержалось в тех урнах, если не пепел. Оставалось непонятным и поведение самого профессора.

В кассете, содержимое которой Джаггер отправлял па анализ, была обыкновенная земля — вероятно, из сада в Хангер-хаусе.

Однако в урне, которую Силидж-Бинн показывал во время его первого визита, явно находилось что-то другое. Тут Джаггер вспомнил вдруг про стеклянную ампулу— он все еще носил ее в кармане брюк. Вспомнил — и даже испугался.

Коньяк, казалось, взбодрил Биддл-Джонса. Глаза у него заблестели, говорить он стал громче.

— Я понимаю, что профессор не очень-то благоволит ко мне при сложившейся ситуации. Действительно, если встать на его точку зрения, именно я повинен в том, что прекратилась его работа в Кембридже. Наверное, он полагает, будто кафедру ему пришлось оставить из-за меня.

Джаггер потягивал коньяк, предоставив своим мыслям полную свободу, но при этом слушал Биддл-Джонса достаточно внимательно, чтобы вовремя вставить нужное слово.

— Факт остается фактом, — проникновенно сказал Биддл-Джонс, и Джаггер заметил, что ученый слегка захмелел. — Профессор оказал большое влияние на мою жизнь и на мою работу. А вы видели его всего три дня назад! Вы должны, должны понять, как я жажду услышать о нем хоть что-нибудь!

Он замялся, но продолжил:

— Я был бы очень благодарен вам, если б вы рассказали мне об этой встрече. Занимается ли он еще этим ржавчинным грибом? Удалось ли ему устранить токсичные побочные эффекты?

Биддл-Джонс вдруг в крайнем волнении вскочил и бросился к бару. Налил себе еще немного коньяку, потом выдвинул ящичек и стал в нем копаться.

Джаггер, который не спускал с него глаз, внезапно насторожился. Ведь Биддл-Джонс, сам не понимая того, только что сказал нечто крайне важное.

Джаггер даже рюмку поставил на стол, и в тот же миг Биддл-Джонс резко обернулся. Его лицо как-то разом утратило и розовый цвет, и выражение дружелюбия. У него в руке появился пистолет — «люгер» с глушителем. Он смотрел прямо на Джаггера.

— Промашка вышла с моей стороны, — сказал Биддл-Джонс, — я всегда слишком много болтаю, а потому и случаются такие казусы. Должен сделать вам комплимент — вы сразу заметили мою оплошность.

Брайони, ничего не понимая, смотрела то на одного, то на другого. Потом медленно поставила свой бокал с лимонадом.

Теперь Биддл-Джонс направил пистолет на нее. Но обратился к Джаггеру.

— Позвольте мне просить вас не совершать опрометчивых поступков, — проговорил он, и в голосе его прозвучала глубокая грусть. — В противном случае я буду принужден выстрелить в юную даму.

Ишь как изъясняется, подумал Джаггер, будто стоит за кафедрой у себя в колледже. А вслух сказал:

— Да, я заметил эту вашу промашку, как вы изволили пошутить. Я ведь никому не говорил, что видел Силидж-Бинна три дня назад: ни Джоселину, ни вам.