Моя профессия спаситель

Честно говоря, Сатор с радостью позволила бы профессору сейчас все остатки своей шевелюры по волоску выдергать. Уж слишком приятно, оказывается, чувствовать себя если не спасительницей, то чем-то очень к этому близким.

* * *

Да, Ани все представляла совершенно по-другому. Конечно, без уливания слезами, кидания на постель и целованием всего, что под руку, в смысле, под губы, подвернется. Понятное дело, это должно было случиться куда менее пафосно, пошло и слащаво, но как-то… В общем, не то, что в реальности произошло.

А произошло следующее: во-первых, Сатор, как только медведеподобный врач нехотя, но согласился-таки пустить ее к Кайрену «буквально на минуточку», проделала все пошлое и банальное — перед больничной койкой на колени бросилась, слезами залилась и руку Нелдеру целовать начала. Но это полбеды, настоящая беда была как раз во-втором: «корсар» появлению Анет совершенно не обрадовался, то есть вот абсолютно. Бледный до серо-синего цвета, с отросшей щетиной, странно запавшими глазами и даже вроде бы похудевший, он морщился то ли мученически, то ли вовсе брезгливо и норовил у Сатор отобрать свою руку. Правда силенок у него на это не хватало, потому Ани не сразу и поняла, что он сделать пытается, думала, что это его судорогой пробивает.

— Уйди, — просипел, в конце концов, Нелдер, едва шевеля пересохшими, покрытыми неопрятными корками губами.

Сатор, понятно, растерялась, на чистой инерции проблеяла еще что-то уместно-слащаво-трогательное, вроде: «Я так рада, я так волновалась…»

— Да уйди ты, ради Леди! — процедил сквозь зубы Кайрен ничуть не громче, но с явным раздражением, а, может и злобой.

Пришлось на самом деле убираться. Правда, далеко Анет убрести не сумела, прямо в коридоре на удачно подвернувшийся стульчик и рухнула. Здесь-то ее и выловила бывшая дядюшкина секретарша, отвела на отчего-то пустующий сестринский пост, заставила выпить воды.

Вот интересно, в таких ситуациях хоть кому-нибудь помогала вода? При чем тут вода, когда жизнь рушится, вот-вот обломками завалит? Или это она, Ани, на осколки разваливается, как та фарфоровая кукла? Да неважно. Главное, что вода ко всему этому никакого отношения не имеет.

— Ну и чего ты соплей растекаешься? — иронично поинтересовалась леди Эр — бывшая лангеровская секретарша. — Подумаешь, нахамили ей!

— Да я понимаю, ему сейчас очень плохо, больно… — промямлила Сатор, разглядывая полупустой стакан, который между ладонями крутила.

Нет, вода все же помогла. По крайней мере, пяленье на блики от светильников позволяло не смотреть на призрака, презрительно поблескивающего хищными узкими очечками. И тем более не таращиться на стеклянную перегородку, отделяющую сестринскую от ремпалаты. Вернее, не на окно, а сквозь него: на койку, мониторы и того, кто лежал под сиротской больничной простыней.

— Конечно, плохо-больно, — фыркнула леди Эр. — Дорогая моя, при чем тут плохо-больно?

— А что при чем? — равнодушно спросила Анет.

— Ну, например, что он голый, небритый и вонючий? Что он под препаратами и пальцами-то с трудом шевелит? И катетеры у него из всех дырок торчат[2], и мочеприемник висит?

— И что?

— Ну, я не знаю, — развела дымчатыми руками секретарша. — Может, неудобно ему, такому неавантажному?

— Да глупости, он же врач, — вяло возмутилась Сатор.

— Девочка моя, он, прежде всего, мужик. Попробуй себя на его место поставить: лежишь ты вся такая неаппетитная, а тут принц врывается. Ну и как?

— Да никак. Он же… он же умереть мог запросто, — едва выговорила Ани, потому как губы у нее судорогой свело, а в переносице стало тесно и горько, будто от хины.

— Ну и лежал бы в гробу чистенький, побритый и без мочеприемника, — со странным удовлетворением заключила секретарша.

— Что вы прицепились к этому… приемнику?

Сатор сжала бокал обеими ладонями — только б в стену им не запустить. Лучше б, конечно, в леди Эр, так ведь без толку.

— Еще раз говорю: поставь себя на его место.

— Поставила, — огрызнулась Анет.

— И как?

— Никак.

— Ну и дура, — констатировала призрак.

Помолчали, потому как говорить вроде бы больше и не о чем было. Можно, конечно, спросить, что тут секретарша заведующего нейрохирургией делает, но и без вопросов понятно: за ней, Сатор, присматривает. А по собственной воле или по просьбе дядюшки — это ни малейшего значения не имело.

— Я пойду, — пробормотала Ани, ставя стакан на стол.

— Очень правильное решение, — согласилась леди Эр. — И приходи, когда его в палату переведут. А лучше через недельку. Вот тогда он твою трепетную заботу с любовью точно оценит.

Анет машинально кивнула, не очень-то вдумываясь, что там призрак буровит, встала, невольно глянув в стекло — и бросилась к стене, прижавшись к ней, как завзятый полицейский, от бандитских пуль прячущийся. Потому как когда она вставала, в ремпалату рыжая красавица-докторица вошла.

Да не просто вошла, а эдак по-хозяйски, привычно. И желтый халатик у нее не на плечи наброшен был, а надет основательно, застегнут на все пуговицы, а под ним вроде бы ничего больше, кроме белья, не имелось. Зато шапочка на голове присутствовала и маска была, правда, она на шее болталась, но все же. И табурет красотка пододвинула к кровати очень привычно, уселась, словно имела на это полное право. Заговорила ласково-утешающе — слов Ани не разобрала, лишь эдакий карамельный бубнежь, только вот гнать рыжую Кайрен, кажется, не собирался. Он вообще молчал.

— Ты чего с лица сбледнула? — удивилась леди Эр.

Анет мотнула головой, мол, ничего. Пожевала губу, но все же спросила:

— Давно она тут… дежурит?

— А тебе-то что? — с вполне искренним изумление блеснула очками секретараша.

— Значит, кого-то не пускают, а кому-то и можно?

— Не о том думаешь. Лучше задайся вопросом, почему он эту рыжулю терпит? Да потому что твоему красавцу на нее насрать, — припечатала леди Эр, из которой долгие годы работы в больнице не сумели вытравить армейскую деликатность, приобретенную на службе при каком-то генерале.

— Да ну? — усмехнулась Ани, понимая, что улыбочка у нее вышла недобрая, злобненькая такая.

— Ну да, — покивала призрак.

— А знаете, вы абсолютно правы, — протянула Сатор, тщательно разглаживая юбку. — Пожалуй, мне здесь действительно делать нечего. Ни сейчас, ни через неделю. Вообще никогда. Хватит с меня, пусть сам решает, кто, кому и когда нужен. А я подожду. Ну, или не подожду — это как получится.

— Да пойми ты, дурья голова…

— Не желаю я ничего понимать, — уперлась Анет. — И десятой в очереди быть не собираюсь.