Моя профессия спаситель

— И вы ему, значит, благодарны? — спросила Сатор, снова уставившись в окно.

— А что я, не человек, что ли?

— Поэтому взялись за мной присматривать по его просьбе?

— Ну чего сразу присматривать! Так, просто…

— Вы нужный дом проехали, — ровно заметила Анет. — Нам в пятнадцатый.

Ржавая пила в груди, которая, было, притихла, снова завозилась, с ленцой и без энтузиазма, но безнадежно-упорно перепиливая нервы. Это было почти не больно и совсем не раздражало. Просто выть хотелось от этого пиления. А еще бежать — все равно куда, лишь бы хоть немного смахивало на осмысленные действия, на, как это не банально, помощь.

Вот только ничего осмысленнее бега, а еще метания, в голову не приходило.

* * *

В таких квартирах Сатор приходилось бывать нечасто. Обстановка тут не то чтобы богатой была, но мебель основательная, серьезная, похожая на ту, что в доме аниных родителей стояла. Натертый паркет поблескивал медово, немного таинственно. А пахло тут мастикой, бумажной пылью и немного, едва уловимо кофе. Больше всего Анет рисунки поразили. Даже не рисунки, а наброски угольным карандашом, но уж больно их много оказалось, даже в прихожей висели. А изображения не очень-то друг от друга отличались, кругом жанровые сценки. Вот только изображены на них были не люди, а гоблины: гоблин-пастух, старая гоблинка за вязанием, купающиеся гоблинята и так далее, и так далее.

— Слава Лорду, вы, наконец, приехали, — трагично-озабоченно всплеснула руками довольно молодая, но какая-то умудоханная женщина. — У него опять температура поднялась!

— Разберемся, — кивнула Сатор и плечами невольно передернула.

Ее вдруг накрыло ощущение «уже было», вот только с чем оно связано, Ани так и не сообразила.

— Понимаете, — частила женщина, руки заламывая. — Нам никто ничего сказать не может. Он из больниц уже полгода не вылезает. Полгода, представляете? Лечат-лечат, а ему все хуже и хуже. Вот домой выписали, ничего не сказали, конечно, только я же понимаю зачем! Ну сделайте что-нибудь! У него опять температура!

— Больной где? — напомнила о цели своего визита Сатор, рассматривая рисунок с танцующей гоблинкой.

— Да, сюда, пожалуйста. Вы поймите, он же не просто какой-нибудь… Саши ученый! Специалистов, подобных ему, просто нет больше! Его нельзя вот так… бросать.

— Перестань, Лила, — попросил кто-то с эдаким легким раздражением, а еще смущением в голосе. — Вы ее простите, доктор. Сестра у меня такая… гиперзаботливая.

Голос-то Ани услышала, а вот человека заметила не сразу. Только когда он зашевелился, неловко приподнимаясь на локтях, увидела, да и не мудрено. Уж больно мужчина на скелет походил. Своеобразный такой скелет, желтый. Сатор даже от дверей разглядела: и глаза у него, вернее, склеры, грязновато-песочные.

— Вы уж простите ее и меня заодно, только зря вас дернули, — «желтый» улыбнулся, жутковато растянув бледные губы. — Чувствуя я себя нормально, то есть, привычно: температура субфебрильная[2], тяжесть в правом подреберье, после принятия пищи дискомфорт с правой стороны живота. Лекарство принимаю регулярно.

— Ну что ты такое говоришь, Саши? — снова всплеснула руками женщина. — Тебе же совсем плохо!

— Вообще-то, меня зовут Неймар, Неймар Кремнер, — снова улыбнулся человек, а до Ани дошло: улыбка эта застенчивая. Просто кожа на лице так истончилась и обвисла, что мимики толком не разобрать. А еще имя это она определенно где-то слышала. — Саши — это гоблинское прозвище, они меня так называли, а потом прилипло.

— И что оно означает? — машинально спросила Сатор, ставя укладку на стол.

Что делать ей тут нечего, Анет понимала прекрасно. Но спросить: «Чего вы от меня-то хотите?» — язык не поворачивался. Так хоть давление померяет, температуру. Кстати, ее сбить еще можно — все помощь. Наверное.

— Вообще-то, «длинный», — пояснил «скелет», — не слишком лестно, правда?

— Вы его не слушайте! — снова встряла женщина. — Они Саши очень уважают! Гоблины его даже в святилище пускали. Единственного из людей!

— Интересно, наверное, — из чистой вежливости согласилась Ани. — Значит, вы ученый?

— Этнограф, — согласился мужчина, привычно протягивая тощую до изнеможения руку. — Вот собирался по весне в новую экспедицию, да, видимо, не судьба.

— Ну почему же? Сейчас вас подлечим, и все будет нормально, отправитесь в свою экспедицию. В больницу поедем?

— Вот все так говорят! — с надрывом воскликнула женщина. — И толку в больницу ехать? Его опять через несколько дней выпишут! А Саши, между прочим, не просто ученый, он писатель!

— Лила, перестань, — мученически поморщился гоблиновед.

— А я вспомнила, — встрепенулась Анет, — точно. Это же вы «Дочь вождя», написали верно?

— Верно, — кажется, то, что его узнали, радости мужчине не принесло. — Только не спрашивайте, правда ли гоблины друг дружку едят.

— Хорошо, не буду, — почти против собственной воли улыбнулась Сатор. — Так в больницу-то поедем?

— Да нет, спасибо. Нечего мне там делать.

— Ну вот как же так? — возмутилась сестра.

«Да вот как-то так, — очень хотелось ответить Ани. — Жизнь вообще штука не слишком справедливая». Но Сатор промолчала, конечно. У нее хоть надежда есть и не так уж мало той надежды. Другим и того не досталось.

________

[1] Деонтология (медицинская деонтология) — дисциплина раздела прикладной этики, изучающая медицинскую этику, правила и нормы взаимодействия врача с коллегами и пациентом.

[2] Субфебрильная температура — повышение температуры тела на протяжении длительного времени в пределах 37,1—38,0 °C.

Глава 11

Сон оказался ярким, подробным и детализированным настолько, что Ани жутко хотелось его досмотреть, она даже обмирала, понимая: он вот-вот закончится. С чего все началось, Сатор не помнила, а, может, тут и не было никакого начала. Просто появился жирный до невозможности лоснящийся котище даже не черного, а иссинено какого-то цвета. Животина повела неправдоподобно белыми усами, мяукнуло сердито и заявило: «А вот я настоящий!». Ну и принялось вылизывать-то, что предпочитают вылизывать коты.

Следом явилась гоблинка, закружилась в совершенно бешеном танце — цветастые юбки так и разлетались, волновались, бесчисленные косички стелились змеями следом, мелькали узкие пятки. Никакой музыки не было, гоблинка держала ритм, щелкая пальцами и эти щелчки совершенно не гармонировали с мельтешением юбок, но удивительно с ними сочетались. А потом цветы с подола взлетели бабочками и осыпались спелой ненормально яркой клубникой, которая тут же лопнула и из нее повалились клубки червей.

Самое странное, всех ползающих и склизких Анет боялась до самого настоящего визга, но эти черви не вызывали никакой брезгливости: слишком уж они были яркими, пушистыми, толстенькими, с прозрачными крылышками — точь-в-точь новорожденные драконята.

Но исчезли и черви, а вместо танцующей гоблинки появилась рыжая красотка-докторица. Она сидела перед старинным трюмо, будто бы спиной к Ани, но Анет знала: врачиха ее прекрасно видела. Рыжуха примеряла тоненькие колечки, перстни, солидные кольца — по нескольку штук на каждый палец, а из-под них по бледным кистям рук стекали струйки крови. «А что поделаешь? — вздохнула красавица. — Жизнь вообще не слишком справедливая штука». И мир взорвался метелью белых листов, бросил их охапками в лицо Сатор. Перед глазами промелькнуло написанное четко, жирно: «Жалоба!»