Моя профессия спаситель

— А первой из десяти? — заинтересовалась леди Эр. Ани глянула на секретаршу, но промолчала. — Поняла, поняла. Ты желаешь быть единственной.

— Это преступление? — огрызнулась Сатор.

— Это маловероятно, — как-то грустно, без привычного ехидства пояснила призрак. — Даже лучшие из них… А впрочем поступай, как знаешь.

— Именно это я и собираюсь сделать.

— Ему передать что-нибудь?

— Не надо, — покачала головой Анет, — и наш разговор, желательно, тоже. Это можно устроить?

— Все в этом мире можно устроить, — еще грустнее откликнулась леди Эр. — Впрочем, может, ты тоже в чем-то права, — без всякой уверенности добавила секретарша.

* * *

СЭПовцы курят вовсе не потому, что больше других граждан табак уважают, а табачком, надо сказать, на подстанции почти все балуются. Просто без папиросы и литров, пусть дрянного, но все-таки кофе, ночь пережить практически невозможно: очень уж спать хочется, и ноги даже волочить не выходит, руки не поднимаются. Вот мозгу хорошо, он, без всякого разрешения и наплевав на хозяйскую волю, спит, а на никотин с кофеином ему плевать с самой высокой башни. Но голова головой, а тело должно подавать признаки жизни, перемещаться в пространстве и как-то функционировать.

Конечно, время на сон урвать можно, на подстанции под это дело аж две «комнаты отдыха» отведены — для мальчиком и для девочек. Какой-то шутник их двери соответствующими табличками украсил, из тех, которые на общественные уборные вещают. Но, во-первых, уж больно неуютные комнаты эти: больничные топчаны стоят рядами, как койки в казарме, поверх коричневых клеенок брошены тощие подушки с одеялами — и никакого белья, понятно. До первого снега в этих «спальнях» невыносимо душно, а как только морозы ударят, так холод, будто из самого Хаоса поддувает.

Но эдакие неудобства на самом деле всего четверть от беды. Проверенно и многократно, ни одним десятком, а то и сотней человек: стоит лишь прилечь, пристроить голову на нищенскую подушку, начать засыпать, как тебя тут же сдернут. И нет никакой разницы, только на станцию приехал или устав от часового маянья решил соснуть — вызовут непременно.

Вот и получается, что вторая предпосылка гораздо весомее первой, но обе ведут к одному: любой пришедший работать на СЭП, даже самый рьяный поборник здорового образа жизни, начинает курить и пить кофе. Ну, еще в совершенстве и за очень краткий период овладевает всеми коленцами, заходами и вывертами ненормативной лексики. Но у последнего много причин, не только бессонные ночные бдения.

К папиросам Ани пока не пристрастилась, даже и не пробовала, хотя и подумывала о покупке мундштука, даже в лавку заглядывала, приценивалась. А вот кофе научилась хлестать, не обращая внимания на кислятину, прочно поселившуюся на языке, прожженную в желудке дырку и сердце, которое к утру начинало намекать, что такая диета не слишком полезна.

Ну а что делать, особенно между тремя и пятью часами утра — времени Волка, как говорят эльфы. А еще время «серьезных» самоубийц и самых тяжелых приступов у хроников. Ну и истериков всех видов и мастей. «Доктор, у меня правда свиной грипп?» — «Правда. Только свинья в четыре утра вызывает СЭП, потому что у нее горло болит» — анекдот с во-от такой бородой и не смешной совсем, зато до хаосовых тварей правдоподобный.

Но — к добру это или к худу только Лорд и знает — самоубийц, «хроников» с истериками в Кангаре не так уж много, да и они по ночам предпочитают спать. Потому на подстанции и затишье, а бедным врачам остается только маяться, дожидаясь утра.

Сатор, послушно маясь, тоскливо заглянула в пустую чашку — даже кофейный ободок на дне подсохнуть успел. Глянула на чайник, тоже, понятное дело, пустой. Вздохнула, поправила на плечах старое пальтишко — по ночам уже бывало зябко, а форменную куртку Ани никак получить не могла, не удавалось кастеляншу застать на месте. Да и куртки эти, мягко говоря, не слишком привлекали: тяжелые, толстые, неровно ватой набитые — их только мужчины и носили. Остальные же, вроде самой Анет, предпочитали обходиться собственным гардеробом.

Дверь кухоньки сонно скрипнула, впуская доктора Вернер — ту самую, с зажигалкой и мундштуком, поразившим анино воображение. Собственно, Сатор и захотела обзавестись такими же, насмотревшись на брюнетку.

— Козлы опять всю воду выдули? — поинтересовалась Вернер, встряхнув чайник, отозвавшийся только сухим шорохом отвалившихся известковых струпьев, которые почему-то никто не догадывался вытряхнуть.

Кого брюнетка под «козлами» имела в виду, Анет только догадывалась, но уточнять не стала. Вот окажется, что все-таки коллег, неудобно получится.

— Нет, ну ведь свиньи же! — вяло возмутилась Вернер, — сложно, что ли, долить? — Правда, сама она за водой тоже не побежала, уселась, закинув ногу на ногу, закурила, естественно. — Ты сама-то как?

Ани неопределенно плечами пожала — каков вопрос, таков и ответ.

— Не бери в голову, через неделю уже перестанешь быть сенсацией. Найдется новый повод для сплетен.

— Да я и не беру.

— Ну и молодец. Слушай, а правда, что ты сама на того мужика полезла? — Вернер глянула из-за дыма искоса — глаза у нее точь-в-точь сорочьи были — темные, быстрые, любопытные. — Нет, я-то не очень верю, но все-таки.

— На какого мужика? — нехотя отозвалась Сатор.

— Да ладно тебе! Который Нелдера пырнул. Говорят, ты в ресторане с каким-то молокососами заигрывала, ну и нарвалась.

— На что?

— Да разное болтают. Вроде они тебя чуть там же не разложили, вот Нелдер и взбесился.

— А зачем я с ними заигрывала? — по-прежнему апатично поинтересовалась Ани, сама не очень-то понимая, на кой ей это знать нужно.

Откровенно говоря, ей было совершенно все равно — спать очень хотелось.

— Ну, так чтоб Нелдер приревновал, — решительно махнула мундштуком Вернер, будто отрубая ломоть воздуха. — Да ладно, мне в принципе все равно. Это я так, от тоски треплюсь. Как он сам-то?

— Понятия не имею, — буркнула Анет, размышляя, натянуть пальто на голову или не стоит? Просто у нее еще и уши замерзли, а воротник их как-то не слишком активно грел. — Спроси у рыжей.

— У какой рыжей? — не слишком правдоподобно удивилась доктор.

— Той, которая у его постели дежурит.

— Так вы что, разбежались?

Сатор снова плечами пожала. Теперь, кроме проблемы согревания собственных ушей, ее заботило, как бы потактичнее смыться и куда податься. В принципе, тактичность можно было и опустить, а вот куда деваться — это вопрос вопросов.

К невероятному аниному счастью дверь снова скрипнула, впуская мужчину. Кажется, звали его Летер или Лунтер, что ли? Впрочем, в этом враче самым примечательным было не имя, а манера себя держать: обычно он посматривал свысока, причем не только на Сатор, но и вообще на всех окружающих. Теперь же вошел неровно, бочком глядел как-то… Иди речь о ком-то другом, то Анет бы такой взгляд назвала просящим. Но этот холеный бородач, кажется, просить в принципе не умел.