Моя Святая Земля

– И ты вот так, сразу, поверил первому встречному?
– спросил отец с мукой.
– Сходу?

– Мне пришлось, - кивнул Кирилл.
– Потому что вот так, сходу, я заговорил на его языке. На СВОЁМ языке. Я, оказывается, его помню, язык. И вспомнил лицо... матери. Настоящей. Она мне приснилась.

– Не можешь ты ничего помнить, - бросил отец, глядя в угол.
– Тебе было всего-то несколько дней от роду. И - что можно сказать о твоей матери, если тебя нашли чуть ли не на помойке, а?

– Её убили, - сказал Кирилл.
– И хотели убить меня. Меня спас папин друг... настоящего отца, которого я никогда не видел. Убийц увёл, а сам погиб. Я - сирота, круглый сирота.

Отец кашлянул, неловко обнял его за плечи, сказал, смущаясь:

– Ну... мы же с мамой есть... Мы всегда тебя, как родного...

Кирилл тихо отстранился, поражаясь силе моральной боли:

– Я был очень милый ребёночек, да?

Отец вымученно улыбнулся:

– Ещё какой! Да ты и сейчас хоть куда...

Ох...

– Папа, - заставил себя сказать Кирилл, - пожалуйста, не забудь, это очень важно. Завтра же застрахуй всё. Всё, что у нас есть. Фирму, квартиру, дачу, машину... маму и себя. Завтра с утра пойди и застрахуй. Обещаешь?

– Ты чего, чудак?
– улыбка отца стала шире и, пожалуй, веселее.

– Ты всегда говорил, что я - талисман. Я ухожу. Талисмана больше не будет. Могут начаться неприятности, полосой, - сказал Кирилл тихо.
– Пожалуйста, прими это всерьёз. Особенно это касается мамы. Она может начать... злиться или плакать... пить... следи за ней, пожалуйста. В тебя я верю, ты сильный. И люблю вас обоих, очень.

Отец слушал, тёр переносицу, вздыхал, но ощущение паники как будто схлынуло. У Кирилла немного отлегло от сердца.

– Спасибо, папа, - сказал он.
– Я знал, что ты поймёшь.

– Я не понимаю, - возразил отец, снова стараясь улыбнуться.

– Не надо меня обманывать, - сказал Кирилл, сумев изобразить улыбку в ответ.
– Всё ты понимаешь. Только ты один и понимаешь. Ты-то всегда чуял, что я такое. И знаешь, что за всё надо платить. Мне - за счастливое детство, которое вы с мамой мне устроили, а тебе - за удачу, которая сама тебе в руки шла больше шестнадцати лет. Давай успокоимся и заплатим.

– Быстро же ты вырос, - сказал отец в безнадёжной тоске.
– Не рано ли тебе, а? Тебе ещё до совершеннолетия далековато...

– Это ни от меня, ни от тебя не зависит. За мной пришли.

– Вот этот? Мне Виктор звонил...

– Ладно, - сказал Кирилл устало.
– Ладно. Папа, это мой телохранитель. Он должен меня проводить. У меня... наследство. Огромное. И очень много врагов. А Сэдрик... он идеальный боец.

– Он без руки, кажется?
– хмыкнул отец.

– Это неважно. Не расспрашивай меня, пожалуйста. А то я что-нибудь расскажу, проговорюсь - и будет плохо. Просто поверь. Я видел. А дядя Витя - он не видел, но почувствовал. Он ведь тебе сказал, что Сэдрик - опасный?

Отец махнул рукой.

– Ну... Кирюха, я не знаю...

– Просто поверь. Это не наши технологии... психотехники... в общем, я видел. А тебе и маме - не надо. Просто не надо. Так всем будет лучше.

– Лучше бы ты всё объяснил, - сказал отец проникновенно.
– Мне совершенно не улыбается отпускать тебя неизвестно с кем и непонятно куда. Ты ведь не говоришь - куда...

Кирилл мотнул головой:

– Знаешь, это ведь не зависит ни от тебя, ни от меня. Ты же не сможешь всю жизнь держать меня взаперти. Если ты меня не отпустишь, мне придётся сбежать. Обмануть тебя - и сбежать. И ничего с этим нельзя поделать. И описать тебе то место... мне нельзя, прости.

– Когда ты вернёшься?
– глухо спросил отец.

– Никогда, - душа Кирилла болела нестерпимо, как зуб.
– Прости. Я мог бы соврать. Маме - совру, скажу, что вернусь, как только получится. Но на самом деле этого не будет. Я ухожу совсем. Как на войну: может, меня завтра убьют, может - нет. В любом случае, мы не увидимся. И позвонить я не смогу. И помогать вам с мамой у меня больше не выйдет. Я уже сделал, что мог. Только не забудь всё застраховать, пожалуйста.

– Ты ведь не хочешь!
– вдруг осенило отца, и в его глазах вспыхнула надежда.
– Не хочешь уходить, а, Кирюха? Да и незачем, правда?

– Папа, прости, я устал очень, - сказал Кирилл. Он вправду чувствовал необыкновенную усталость от этого разговора.
– Хочу, не хочу - какая разница? Мне надо, понимаешь? Пришло время. Я всё вспомнил. Вспомнил свой язык, вспомнил свой дом, вспомнил свой долг, за мной пришёл... мой сводный брат, если ты так уж хочешь знать всё. И я уйду, потому что мне надо идти. Не мучай меня больше, пожалуйста. Ты же видишь - тяжело мне, плохо. Но я должен - и не делай, пожалуйста, так, чтобы мне стало ещё хуже.

Отец молчал. Он осунулся в одночасье, и Кирилл заметил мелкий тик на его скуле - сердце снова хлестнуло жалостью. Но надо было закончить - и Кирилл тоже молчал. Ждал.

– Я могу чем-нибудь помочь?
– спросил отец в конце концов.
– Хоть чем-нибудь, а?

– Можешь. Отпусти. И поговори с мамой сам. Я не выдержу.

Отец снова кашлянул, пытаясь скрыть смущение и неуверенность в себе. И ещё Кириллу померещился влажный блеск в его глазах.

– Иди.

– К Сэдрику.

– Иди к своему Сэдрику. Сводный брат, ты сказал?

– Мы родились в одну ночь. Ты мне веришь?
– спросил Кирилл, глядя отцу в лицо.
– Ты должен мне верить.

– Ничего я не должен, - вздохнул отец.
– Иди уже.

– Спасибо, - Кирилл ткнулся головой в плечо отца, последний раз - так это осозналось. Отец стоял, опустив руки, с потерянным видом - но Кирилл надеялся, что он таки попытается принять всё, как надо.
– Не забудь всё застраховать, - напомнил он на всякий случай.

– Иди уже, иди. Всё. Иди.

Кирилл взглянул благодарно и вышел.

Ему не хотелось делать шаг через ад, в иномирье. Ему смертельно хотелось спать - и немилосердно мутило.

Говорят, людей тошнит и клонит в свинцовый сон после первого убийства, подумал Кирилл, входя в свою комнату. На ощупь вынул из кармана телефон, поставил будильник на двадцать три и бросил на стол. Сэдрик вскочил с кресла к нему навстречу:

– Ну что?

– Всё хорошо, - пробормотал Кирилл и плюхнулся на диван, стаскивая одной ногой ботинок с другой.
– Я проснусь... к полуночи.