Моя воля сильна...
Шрифт:
– То есть приписать еще и растление несовершеннолетних, - покачала она головой, скорбно поджимая губы.
– Как нехорошо, что персонал больницы вместо того, чтобы заниматься своими прямыми обязанностями, помогать несчастным пациентам, следят и шпионят за их посетителями, - в ее голосе было столько трагизма, как будто у нее кто-то умер.
Гарпия поджала губы, сверкнула глазами.
– Приемные часы скоро заканчиваются, - процедила она сквозь зубы.
–
– Я в коридоре посижу. Уверена, главврач с пониманием отнесется к моей просьбе переночевать с любимым младшим братом.
Гокудера чуть ли не плакал от восторга, приговаривая, какая добрая у Десятого сестра. Ямамото сверкал хитрым взглядом в сторону Тсуны, но молчал.
Ему тоже не нравилась гарпия.
А вот Даи обреченно застонал.
Ночь в больнице - самое спокойное время. Еле слышно гудят лампы под потолком, неторопливо ходят медсестры и врачи, оставшиеся на дежурство. В приемном отделении "скорой помощи" диспетчер заполняла карты, изредка поглядывая на телефон, чтобы не пропустить звонок.
На втором этаже не было даже этой активности. Лишь изредка приходили дежурные. Тсунаеши расположилась в кресле для посетителей. Как она и предсказывала, врач с пониманием отнесся к ее ситуации. Хибари завтра уже покидает стены больницы, и ей не будет смысла нести здесь вахту. Возможно, удастся уговорить Реборна подлатать брата быстрее.
Девушка достала из сумки вязание. Она вязала брату ярко-красный теплый свитер на зиму. Что-то подсказывало ей, что в этом году Даи не найдется места за котацу. Почти весь подарок был готов, оставался рукав и конец длинного, широкого ворота.
– Тебе просто нравится рушить мои планы, - рядом в кресло опустился Реборн. Без своей обычной усмешки, без маски.
Ночь стирала границы между людьми, делала их ближе и намного правдивее, чем под безжалостным дневным светом.
Тсунаеши бросила на него косой взгляд и промолчала. Киллер вздохнул.
– Все еще дуешься на меня за ту выходку с якудза, - констатировал он.
– Я давно уже не ребенок, чтобы дуться, - покачала головой Тсуна, не отрываясь от работы.
– Но не люблю, когда моему брату пытаются причинить вред. Нам повезло, что те якудза были убиты до нашего прихода, иначе Даи с мальчишками могли серьезно пострадать. Или даже... умереть.
– Ты заботишься о них, как о братьях, - заметил Реборн.
– Ты сам сказал, теперь они - часть семьи Даи, а, значит, и моей тоже, - пожала плечами Савада, рассматривая ровные ряды вязки на просвет.
– Отлично.
Какое-то время тишину нарушало лишь постукивание спиц друг о друга, шуршание шерсти и негромкое, ровное дыхание.
– У Даи
совсем нет времени, - тихо проговорил Реборн.– Чем скорее он освоит свою внутреннюю силу, тем будет лучше для него. Серьезные испытания не за горами, и моя задача - подготовить его к ним.
– Такими методами?
– подняла бровь Тсуна.
– Говорю же, совсем нет времени. Как и в случае Дино, - передернул плечами киллер. Леон с его шляпы перебрался на плечо Тсуны, залез в пушистые волосы и спрятался там.
– Дино должен был стать у руля семьи после смерти отца, Каваллоне не могли ждать, Альянс не мог ждать, пока он повзрослеет и преодолеет свое "хочу-не хочу".
Спустя еще два ряда вязки Тсунаеши спросила:
– Не боишься мне рассказывать?
Реборн покачал головой, снял шляпу. Сейчас он выглядел почти... человечным. Таким усталым, немного осунувшимся и... близким.
– Почему-то мне кажется, что ты должна знать, - пожал он плечами.
– Кстати, - Тсуна тряхнула головой, - раз Дино глава семьи, неужели у него нет более важных дел, чем тратить время в Намимори?
– Это его личное решение, - независимо ответил киллер.
Тсунаеши хмыкнула и вновь приступила к вязанию.
Сильная рука в волосах стала полной неожиданностью. Реборн заставил ее повернуть голову, посмотреть на себя.
– Иногда я жалею, что оказался здесь, - прошептал он, приближаясь.
– И в то же время безумно счастлив.
Поцелуй, медлительный, тягучий и такой упоительный. Тсуна прикрыла глаза, поддаваясь скользящим движениям ласковых губ, приоткрывая рот. Впуская его в себя. Она давно уже научилась жить сегодняшним днем и сейчас брала от ночи все, что та могла ей дать.
Руки Реборна были руками убийцы, он мог легко сломать кости или нажать на курок, без колебаний. И тем удивительнее была та деликатность, с которой он обхватил шею Тсунаеши, ласкал кончиками пальцев хрупкие, выступавшие позвонки, притягивая девушку все ближе к себе.
С легким шорохом вязание упало на пол, накрыло ботинки целующейся парочки. Они не встали со своих мест, не передвинулись, но в то же время Тсуна ощущала поразительную близость к этому мужчине.
Никто никогда не заставлял ее так гореть от желания, как Реборн.
Тихий, приглушенный стон сорвался с его губ, прошил ее насквозь. Тсуна сама не заметила, как вплелась пальцами в торчащие иголками волосы на затылке киллера.
– Что ты чувствуешь, когда смотришь на меня?
– хрипло спросил Реборн, отстранившись от девушки ненадолго.
– Пока только то, что мне нравится с тобой целоваться, - подняла бровь Тсуна, улыбаясь спокойно, немного насмешливо.