Моя жена Любовь Орлова. Переписка на лезвии ножа
Шрифт:
Вся моя надежда на «Сан-Мориц», на две недели, которые мы проведем в этом швейцарском курорте и в течение которых я мечтаю написать много статей и настоящих писем.
Мы ждем визы швейцарской для Эйзена, ибо у меня виза есть, а Тиссэ уже там.
Там же мы будем встречать Новый год, для чего вынуждены заказать завтра смокинги в кредит, ибо без этой прозодежды пообедать даже не пустят, «е… и… мать!».
20-го, в пятницу, С. М. прибыл из Лондона на вечер, который устроило парижское постпредство СССР. Показывали «Генералку» – успех большой. Французы в восторге. Постпредство тоже.
Доклады Эйзена в Лондоне прошли хорошо.
Мы еще должны после Швейцарии 2 доклада в Бельгии и 3 доклада в Голландии.
После чего вернемся
Интересных вещей огромное количество – дай Бог силы все это написать и сообщить.
Торчу на фабриках, на съемках, сам снимаю маленькие эксперименты и чувствую всю огромную силу этого нового явления в человеческой жизни.
Люблю Ольгу безумно и скучаю!
Глава этих дней в моих дневниках называется «В ВЕЛИКОЙ ТЕНИ» [139] . Это обо мне.
Ваш Гриша.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
3. II.30 г.
Дорогая Перл!
Извиняться нечего, ибо день и ночь снимаем [140] . Осталось три-четыре дня, чтобы кончить декорации. Потом будет легче. Снимать тонфильм очень интересно и очень тяжело. На подготовку и регулировку каждого куска уходит час или два.
139
В «тени» Эйзенштейна.
140
Музыкальный фильм «Сентиментальный романс».
Но в общем снимаем хорошо. Научились многому и каждый день учимся еще [141] .
Что будет?
Эйзен изредка приезжает гостем с журналистами и дает интервью. В общем, все в порядке.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
28. II.30 г.
Перл!
Павильоны окончены.
Безжалостная точность работы ателье сменяются партизанщиной неопределенной работы на натуре.
Теперь мы зависим от капризов солнца, и в моменты этих капризов будет время писать письма, статьи и собраться с мыслями.
141
В 1955 году, во время фестиваля французского кино в Москве, Александров писал: «Мне довелось 25 лет назад работать на одной парижской студии в Эпине, где я снимал свой фильм “Сентиментальный романс” и где Р. Клер снимал “Под крышами Парижа”». Так что поучиться было у кого. При съемке «Сентиментального романса» Александров, как никогда, оказался «в великой тени». Ибо на предыдущих четырех фильмах с Эйзенштейном все было ясно: на «Стачке» Александров – ассистент режиссера, на «Потемкине» – режиссер-ассистент, на «Октябре» и «Старом и новом» – соавтор сценария и сорежиссер. Здесь же, когда он снял наконец-то свой первый – какой-никакой, но самостоятельный фильм, ему приходится читать такое: «Почти все газеты Западной Европы восхваляют новое произведение Эйзенштейна». «Тан»: «Это совсем маленький фильм и очень большое событие с кинематографической точки зрения». «Бильд»: «Эта фильма – не просто художественное произведение. Это одно из важнейших событий в истории кино». Пройдет еще четыре года, прежде чем Александров окончательно вырвется из «великой тени» своего Учителя…
А от одной мысли, что надо собраться с мыслями, берет страх, ибо собраться с таким количеством мыслей, которые у меня в голове навалены – это страшнее, чем собраться умереть.
Я поставил себе чрезвычайно сложное задание, чтобы понять возможности
тонсъемки. И от этого паузы и ошибки, но результаты все же вдвое или втрое лучше, чем все, что здесь делается.Это приятно, и за это люди уважают. Зато в следующей работе этих ошибок не будет, а следовательно, и качество еще возрастет. Школу ателье я закончил. Теперь предстоит более тонкая учеба, ибо едем на берега океана (в Бретань. – С. Ю.) снимать бурю, и моей изобретательности надо будет бодрствовать и быть начеку.
Извините за отрывочность мысли, но пишу в вестибюле, пока грузят аппаратуру в автомобиль.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
Fontainebleau, 4.III.30 г.
Спасибо за записочки в письмах С.М. Но все же хочется иметь побольше. Или Вы уже меня уважать перестали?
Тем не менее, приветы из замечательных парков Фонтебло. Здесь снимаем.
Гриша.
На открытке, соответственно, с красотами Fontainebleau.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
10. III. 30 г.
Дорогая моя Перл!
Спасибо за письмо с интимными и материнскими инструкциями. Серьезное спасибо, потому что в вихре европейской жизни, путешествий и кинематографической работы забываешь самые важные вещи и упускаешь иногда из виду, что ты и сам – тоже человек.
Неиспользованные богатства и у меня самого копятся и мстят – но это нисколько не соблазняет меня на графинь и княгинь, которые присылают цветы в мою скромную комнату Монпарнасского отеля.
Смешного хотите Вы? Это возможно будет описать в следующем письме, ибо эти дни очень серьезны и ответственны для нашей дальнейшей судьбы.
Завтра уезжают в Америку люди, и они увозят наши желания. Поэтому желания должны быть продуманы и организованы.
Пишем мы с С. М. мало потому, что редко видимся, мало говорим и интересуемся разными состояниями человеческой деятельности. Он по гостям и редакциям, по балам и театрам, а я по лабораториям, фабрикам и специалистам по звук-кино. Вот потому это и происходит.
Не было еще дня, чтобы у меня хватило времени все успеть. Не было еще дня, чтобы я мог присесть и подумать. Быстро и стремительно надо жить, чтобы все видеть, слышать и понимать.
Во французских ателье работают, по крайней мере, вдвое медленнее и втрое хуже, чем в наших.
Французская кинематография курам на смех. А какие возможности… Ах!
Я почти написал статью об ошибках в тонфильмах и о «Возможностях звуковой съемки». Я хотел бы сделать иллюстрации – фото звукозаписи и пр. И до тех пор не публиковать их. Но если со временем не будет выходить, то пришлю без иллюстраций – и так интересно.
Письмо же – информационное и интересное – напишу при первой возможности. Сейчас была заминка с Тиссэ, болевшим гриппом – теперь он здоров, и съемки продолжаются.
Бодрости и веселья от души желаю.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
(на открытке с фотографией двух бретанских «красоток»)
15. III.30 г.
С самого кончика Европы, с берегов Атлантического океана, из суровой Бретани мой привет дорогой Перл!
Имейте в виду, что это самые красивые девушки, выбранные из всех бретанок, и потому не подозревайте меня.
Эйзен остался в Париже, ибо очень есть к тому сложные обстоятельства, о которых, я думаю, напишет сам.
Г. АЛЕКСАНДРОВ – П. АТАШЕВОЙ
29. III.30 г.
Вот за такое письмо спасибо!
А я уж думал, что Вы презираете меня и потому не пишете.
Чтобы было ясно и понятно наше положение и наши желания, надо много кой-чего писать, но, как говорится, Господнего дерьма не перетаскать.