Моя жизнь хикикомори. Том 1: Весна в старшей школе Сейрин

«Эй, Рин-сенсей, — я выдохнул дым в холодный воздух. — Как думаешь, я дурак?»

Огни города подмигнули, но не ответили.

Какой же идиот. Конечно, у неё кто-то есть. Красивая, умная Рин-сенсей… Что я вообще себе навоображал? Что она будет со школьником только потому, что он задает умные вопросы на уроках биологии?

Я горько усмехнулся. Наивный мальчишка, начитавшийся романтических манг. Размечтался о свидании в планетарии, о…

— Решил подышать свежим воздухом? — голос Мияко прервал поток моих мыслей.

Она подошла, слегка покачиваясь — видимо, коктейли уже давали о себе знать. Окинула меня пьяным, но внимательным взглядом, затем повернулась к городу. На её губах заиграла довольная улыбка:

— Красивый…

— Да, неплохой вид. Особенно с такой высоты, — пробормотал я, стряхивая пепел.

Мияко повернулась ко мне, и в её глазах плясали озорные искорки:

— Я не про город, Казума, — она встретилась со мной взглядом, и в нём читалось что-то такое, от чего внутри всё перевернулось…

Двумя минутами ранее…

Мияко залпом допила коктейль, чувствуя, как алкоголь придаёт храбрости. Одёрнула блузку и направилась к выходу — туда, где скрылся Казума.

Харука опустила взгляд в пол. Прекрасно понимала, зачем Мияко пошла за ним. В груди что-то неприятно кольнуло. Вокруг все веселились — Кенджи с друзьями горланили какую-то песню, девчонки смеялись и подпевали, а она вдруг почувствовала себя ужасно одинокой.

Достала телефон и сделала вид, что читает сообщение. Поднялась из-за стола.

— Харука! — окликнул её Кенджи, размахивая микрофоном. — Иди к нам! Сейчас круть песня будет!

Она показала на телефон, изобразив извиняющуюся улыбку:

— Мама звонит, надо ответить!

И вышла, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. Она и сама не понимала, почему так спешит. Просто нужно… нужно было выйти. Глотнуть свежего воздуха. И точно не для того, чтобы посмотреть, чем там занимаются Казума и Мияко.

Точно не для этого.

Харука замерла у стеклянной двери балкона. В тусклом свете фонарей она видела, как Мияко стоит почти вплотную к Казуме, глядя ему в глаза. Что-то внутри оборвалось, и она, сама не понимая зачем, сделала шаг вперёд, словно собираясь помешать неизбежному.

Внезапно чья-то рука крепко схватила её за запястье. Харука вздрогнула и обернулась, испуганно глядя в ледяные глаза Юкино.

— Что ты собралась сделать? — голос Юкино звучал холодно, как зимний ветер.

— Я… я… — Харука запнулась, чувствуя, как краска заливает щёки.

— Из-за тебя сердце Казумы разбито, — процедила Юкино. — Ты хочешь растоптать его остатки?

Её цепкие пальцы медленно разжались на предплечье.

— Тебе больше ничего не остается, как наблюдать, Харука, — Юкино указала леденящим взглядом на стеклянный балкон, где в полумраке застыли две фигуры…

…Мияко придвинулась вплотную:

— Я понимаю… Харука сильно ранила твоё сердце, да?

Я нахмурился. Харука? При чём тут… А, точно. Они же не в курсе о Рин. Со стороны, наверное, так и выглядит — парень, которому отказала школьная красавица, топит свою печаль в виски. Забавно. Знали бы они, что всё совсем не так.

— В сердечных делах ты права, — я выдохнул сигаретный дым. — Просто иногда любовь похожа на звёзды — можно любоваться, но не дотянуться, даже если…

Мияко не дала мне договорить. Её губы накрыли мои. В голове промелькнула шальная мысль: «Вот и нашёлся способ заткнуть мои пафосные монологи…»

Поцелуй получился неторопливым, как падающие хлопья снега. Мягкие, сладкие от клубничного коктейля губы Мияко, и мои, что горчили от сигаретного дыма. Странное сочетание, почти как вся эта ситуация. Ночной воздух холодил кожу, но там, где Мияко касалась меня, разливалось тепло. Её пальцы скользнули по моей шее, зарылись в волосы на затылке, и от этого прикосновения по спине пробежали мурашки. Я обнял её за талию, притягивая ближе. В этот момент весь мир сузился до ощущения её тепла, запаха клубники, алкоголя, мягкости её губ. Где-то внизу шумел ночной город, мерцали огни реклам, проносились машины, но всё это казалось таким далёким, несущественным. Реальным было только это мгновение — её дыхание, смешивающееся с моим, её пальцы в моих волосах, её тело, прижавшееся ко мне в поисках тепла. Я целовал её медленно, будто пытаясь запомнить каждое мгновение, каждое ощущение. Не потому что она мне нравилась — нет, совсем не поэтому. А потому что в этот момент можно было забыть обо всём. О разбитом сердце, о несбывшихся мечтах, о той боли, что грызла изнутри. В этом поцелуе не было любви — только отчаяние. И, кажется, Мияко это понимала, потому что отвечала с той же горечью, с тем же стремлением убежать от реальности.

Поцелуй медленно угас, как догорающая свеча. Мияко открыла глаза — они сияли, в них читалась лёгкая влюбленность. Я же чувствовал только пустоту и горечь. Тяжело вздохнул и произнёс то, что было на душе:

— Прости, Мияко. Ты достойна большего, чем быть просто утешением для моего разбитого сердца.

Я развернулся к выходу, но она поймала меня за рукав:

— Не уходи, — её голос дрогнул. — Прости за поцелуй. Это было грубо с моей стороны — пользоваться твоим состоянием.

Она посмотрела мне в глаза, и в этом взгляде не было лжи. Я сглотнул комок в горле. Посмотрел на неё с такой печалью, что она, казалось, физически ощутила мою боль.

— Ты правда классная, но сердцу не при…

— Не надо, — перебила она меня. — Ничего не говори.

Мияко улыбнулась, но в глазах блестели слёзы. Её пальцы разжались, отпуская мой рукав.

Я молча кивнул и направился к выходу. За спиной остался ночной город, вкус клубничного коктейля на губах и девушка, которая заслуживала гораздо большего, чем попытка залечить чужую боль.

…

Харука и Юкино стояли в тени коридора, их щёки пылали. Они видели всё — каждое движение, каждый жест того поцелуя. Видели, как Казума ушёл, оставив Мияко одну на балконе.

Сердце Харуки колотилось как безумное. Она до боли сжимала пальцы, пытаясь справиться с бурей эмоций внутри. Почему? Почему так больно было смотреть, как он целует другую? И почему в груди разлилось такое предательское облегчение, когда он ушёл, оставив её?

— Как же он убит, — прошептала Юкино, и в её обычно ледяном голосе промелькнуло что-то похожее на сострадание. — Ты не заслуживаешь такой любви, Харука.

Юкино смотрела на застывшую фигуру одноклассницы, и в её глазах читалась смесь жалости и презрения. Сама того не ожидая, она начала понимать своего сводного брата лучше. Его боль казалась такой осязаемой в этот момент, что даже её ледяное сердце дрогнуло.

Харука стояла, словно облитая холодной водой. «Он правда так любит меня?» — мысль пульсировала в голове, смешиваясь с картинками поцелуя. Она чувствовала себя ужасно — и от того, что невольно причинила ему такую боль, и от странного, щемящего чувства ревности, которое никак не могла, не хотела признавать.

«Я не заслуживаю такой любви,» — эхом отозвались в ней слова Юкино. И самое страшное — она была согласна. Абсолютно.

* * *

Интерлюдия: Рин