Моя жизнь с путешественником

Держа теперь в руках помятый пиджак, я думала о том, что если тот яхтсмен и удивил всех присутствующих, то не настолько, насколько потряс бы их босой Федор с глазами, излучающими чистый и далекий свет смирения, напоминающий нам о том вечном, что не тлеет и не может быть предано забвению, в отличие от истребленного молью или просто состарившегося со временем и забытого в шкафу пиджака яхтсмена.

6 часов 15 минут

Мы подошли к Чарльстону, когда уже рассвело.

Яхта стоит у причала, теперь можно немного отдохнуть.

– А где твоя обувь? Ты что, так и пойдешь босиком? – Оскар заметил, что отец собрался идти по Чарльстону босым.

– Да нормально, Оскар, все нормально.

– Так даже символично, первый раз пройтись по городу Чарльстону босиком. – Мне хотелось снять напряжение.

Впервые за это утро мы все трое заулыбались.

Около 11 часов

Позавтракав, мы прилегли немного отдохнуть. Не спалось. Белые стены казались матовыми от утреннего света, с трудом проникающего из тонких щелей жалюзи. Рядом дышал самый близкий мне человек. Исходящий от него жар напоминал тепло раскаленной печки, к которой жадно стремится приложить руки путник после долгого, изнурительно-холодного странствия в ночной стуже. Мне хотелось его согреть, но его тело раскалилось сильнее моих рук.

– Федя, а какого числа у тебя случился этот страшный ураган, от которого ты чуть не погиб?

– С 29 по 31 августа.

– 29 августа мне снился страшный сон, ночью 30 августа у меня выпрыгнула из аквариума рыбка, а днем 31-го по кабинету бегала мышь… В этом мире мы все так связаны, и жизнь такая хрупкая…

– Да, я многое передумал за те дни, что меня мотало… Слава Богу, я живой. Этот ураган дал мне выбор изменить свою жизнь. Я 47 лет прожил как путешественник, а остальные хочу прожить другой жизнью. Сначала как художник, потом как священник… В мои годы пора что-то создавать, а не просто доказывать, что можно выживать в тех условиях, в какие я попадаю. За этот месяц, что я был в океане, сколько я потерял времени! Я только и делал, что ставил и убирал паруса, и так бесконечно. Раньше я считал, что самая лучшая смерть – в путешествии, на пути к своей цели: к вершине Эвереста или у мыса Горн. А теперь мне не хочется так умирать. Я еще не насладился любовью к тебе, земной красотой. Хочется вместе с тобой услышать пение птичек, жужжание пчелы, просто сидеть и смотреть на зеленую траву. Я желаю, как мой дед Михаил, под старость лет созерцать этот мир. И уйти из жизни, осмыслив прожитое.

Со мной говорил не тот Федор, которого я провожала в Атлантику. Одиночество и испытания за месяц с небольшим словно сотворили мудреца, который стремился к покою.

– Я все время вспоминал в океане нашу последнюю совместную поездку в Сергиев Посад. Мне больше всего запомнилось, как мы пошли гулять вдвоем. Помнишь, в поле стояла небольшая старая деревня, домов десять, а на окраине – разбитая, без крыши церковь? Мне хочется поселиться вместе с тобой там, возле церквушки, и жить потихоньку, ее реставрировать. Нужно что-то оставить на этой земле, след красоты. А что мои путешествия? Только удовлетворение тщеславия. Если Богу угодно будет и Он меня, грешного, помилует, то начну жить по-новому, все по-другому…

– Помнишь, как я тебя провожала в Москве?

– Да.

– Ты тогда удивлялся, почему у меня текут слезы, и сказал мне, что мы расстаемся ненадолго. Помнишь мои слова?

– Да, помню.

– Я сказала: «Для нашей встречи тебе нужно еще переплыть Атлантику». Ты ответил: «Я постараюсь осторожно». Ты сдержал свое слово. Мы встретились здесь, в Чарльстоне, как того хотели, мы снова вместе, но скажи мне, то, что ты испытал там в океане, это можно назвать счастьем?

Он не ответил, лишь обнял и крепко прижал меня к себе. Да я и не ждала ответа, потому что знала его.

Глава 2. Здесь и сейчас

Вспоминая прошлое, я понимаю, как много было дано для выбора, а потом для смирения и терпения, ибо только так можно приобрести мудрость и узреть Господа Бога.

* * *

На земле есть рай и ад. От человека зависит, где он собирается жить. Рай – это не золотые хоромы, не сытная жизнь, полная изобилия, не царствование над другими и не струящаяся повсюду лесть. Рай – это когда твоя душа способна приобрести покой даже тогда, когда на тебя, казалось бы, обрушились самые тяжелые испытания, когда все вокруг кажется мрачным и несовершенным, когда боль сердечная губит и все более склоняет к унынию.

Победить это уныние, воскреснуть и увидеть свет в конце тоннеля, прийти из темноты к свету и возрадоваться жизни, принести благодарность за это Господу Богу – это и есть рай на земле.

Я не знаю ни одного человека, который бы за свою жизнь ни разу не испытал бы ада. Все проходили и проходят через свои ошибки и испытания. Но чем больше работает наша душа, тем сильнее мы. Посылаемые невзгоды и страдания делают нас просветленными, все ближе мы к милосердию и умилению красотой мира, подаренного Создателем.

* * *

Когда я впервые задумалась о своем пути к раю? Конечно же не в молодости. Молодости присущ максимализм, вера в то, что все еще впереди, жизнь только начинается.

Бежит молодой человек по жизни, нередко очень быстро спешит к своей цели, такой темп набрал, что не замечает, как вокруг него знаки Бога расставлены. Призывают его эти знаки: «Остановись ненадолго, оглянись вокруг, отдышись и подумай, туда ли бежишь, так ли все делаешь!»

Неуемная жажда жизни присуща молодому человеку, и в этой жажде он ненасытен, ради нее готов терпеть любые лишения, любые испытания.

В гордость молодому человеку эти испытания, преодолевая их, утверждается он в самом себе, поднимает планку своей значимости и может не заметить, как вместо достоинства одолевает его гордыня, вместо сеятеля становится он саранчой, ненасытно поглощающей все то, что создано другими.

Берет молодой человек земные блага, а если они ему не достаются по лени или недоразумению, то ропщет он, всех вокруг ругает, только не самого себя, только не собственную нерасторопность, нетерпимость и себялюбие.

Бойтесь молодых правителей и тех, кто остается молодым до самой старости. Эти люди по причине своей ненасытности и гордыни развязывают войны и разжигают конфликты, они преступают духовную нравственность, позволяя себе унижать и насмехаться над старой мудростью и почтением, они, полные амбиций, за собственным себялюбием не видят людей, благодаря которым взошли на пьедестал власти или накопили богатство.

Молодые, рвущиеся к власти, богатству и славе, насмехаются над старой немощью, над скромностью и воздержанием. Не нужно поощрять их в этом! Потому нельзя их ставить на важные посты, давать им в руки богатство и вскармливать их славой. Тяжелое и непомерное это для молодых испытание.

Я тоже была когда-то молодой и тоже рвалась к своим целям, полная амбиций, роптала и боролась за справедливость, пока не обнаружила, что обрести равновесие и гармонию можно лишь тогда, когда ты искренне обратишься к Богу. Когда поднимешь на Него свой взор и скажешь: «Господи! Я существо слабое и полное сомнения, малодушное и сомневающееся! Отдаю я себя в руки Твои, веди меня Своей дорогой, Тебе я вверяю судьбу свою!»

* * *

Мы живем, постоянно перемешивая в одном сосуде прошлое, настоящее и будущее. Найдется человек, который думает, что однажды он сможет отказаться от прошлого и начать все с белого листа. Через свой личный опыт я поняла, что это иллюзии. Белый лист чист лишь наполовину. На его обратной стороне прочно сидит прошлое, его не сотрешь, не уничтожишь. Как бы человек ни стремился забыть, будто кошмарный сон, свое неудачное, на его взгляд, прошлое, ничего не получается. Оно преследует и заставляет быть бдительным.