Моя жизнь с путешественником
Шрифт:
Может случиться так, что пройдут годы, и прошлое уже не будет казаться неудачным, в нем ты увидишь полезные уроки и добрые плоды. Нет отрицания без прибавления; умножая в одном, теряешь в другом. Такова диалектика нашей жизни.
Я не исключение, в моем прошлом было и светлое, и печальное. Но не хочу стирать из памяти печальное прошлое, даже если сегодня считаю, что в чем-то глубоко ошибалась. Вспоминая прошлое, я понимаю, как много было дано для выбора, а потом для смирения и терпения, ибо только так можно приобрести мудрость и узреть Господа Бога.
7 марта 1999 года в Москве на улице 1905 года в полуподвальной
Многие тогда удивлялись, как мы жили в этой темной, пахнущей плесенью и сыростью мастерской. Федор в свои сорок семь лет был уже известным путешественником, а я два года как стала доктором наук, профессором, работала советником в Конституционном суде России, преподавала конституционное право в Московской государственной юридической академии. Позади у каждого из нас был опыт прошлой семейной жизни, и тот и другой имели детей. У Федора были взрослые дети – сын Оскар и дочь Татьяна, у меня росли два сына-школьника, Анатолий и Семен.
Любовь с первого взгляда при встрече изменила нашу жизнь. Она началась не с белого листа, но в том новом измерении, в котором двое предопределяют для себя судьбу всего остального, что рядом с ними.
Из-за того, что мы жили в полуподвальном помещении, кто-то даже назвал нас Мастером и Маргаритой, но мы были другими. В нашей мастерской висели иконы Иисуса Христа и Божией Матери. Господь Бог сдерживал наши страсти и вовремя останавливал от необдуманных поступков. Мы молились и были счастливы. Но не было в моей душе покоя. Так бывает. Вроде бы встретила человека, которого горячо любишь, а чувство неудовлетворенности не покидает тебя, ты все время ловишь себя на мысли, что ждешь вместе с ним другого, более светлого будущего.
Какое оно, это светлое будущее? В чем главный смысл нашего стремления к счастью? Не пропустить бы это главное в погоне за мелочами.
В одну из ночей мартовского одиночества 1999 года мне не спалось. В три часа ночи я услышала, как дворник за окном скребет лопатой, расчищая снег.
Мне не спалось, потому что у Федора в океане был сильный шторм, я это чувствовала. Но почему не спит дворник? Он мог бы работать утром, когда только первые прохожие поспешат в метро или к автобусной остановке.
Ночь полна неожиданностей. Ночью больше всего рождаются и умирают. Утро всегда приятно, если ты выспался и тебя не гонит суета в тесный вагон метро или на автобусную остановку, где завывает сильный ветер.
Бессонная ночь. Я лежала на узкой кровати, сколоченной из грубых досок, и смотрела на движущиеся тени на стене. В моем воображении это были силуэты деревьев, у которых есть ветви и ствол, но нет листьев. Ветви деревьев мерно качаются и о чем-то шепчут.
Воспоминание о встрече с Федором Конюховым
22 июля 1995 года
Это случилось, когда первые желтые листья напомнили мне вдруг о времени. Шел третий год моего пребывания в Москве, а я, словно заплутавший прохожий, бродила по городу с блокнотом и ручкой в надежде встретить то заветное мгновение, что подарит строки стихов для души, откинув прочь измышления ума.
В моем разбухшем дамском портфеле лежали проекты программ, законов и научных статей о конституционном реформировании
российского общества, наброски к книге «Власть для человека, а не человек для власти». Я до болезненной самоотверженности погрузилась в поиски идей справедливой демократии, доброты и порядочности власти, мне мечталось участвовать в тех процессах, что помогут русским людям жить счастливее и достойнее.– Народ и Родина – слова одного корня, – добродушно рассудил писатель Владимир Алексеевич Солоухин.
В один из воскресных июльских дней 1995 года у него на даче в Переделкино мы готовили салат из помидоров с цветной капустой, и известный писатель любезно посвящал меня в тонкости приготовления приправы из сметаны с чесноком и зеленью.
– Берешь кусочек сырой цветной капусты, макаешь его в соус и запиваешь водочкой, – учил меня человек, чья большая голова и крупные руки отличались тем особым бледным цветом, что выдает борьбу со стихией болезни. Много лет тому назад он сказал «нет» раковой опухоли, которая зловеще затаилась в нем и теперь исподтишка подленько изнуряла своим присутствием.
Я была предупреждена о том, что лучший подарок для писателя – русская водка, и поэтому не удивлялась тому обстоятельству, что все рекомендуемые рецепты предназначались именно в качестве добавки к содержимому бутылочки, красовавшейся на большом круглом столе рядом с «Антологией русской поэзии» Евгения Евтушенко.
– Я считаю, что лучший строй для России – монархия, – по-отечески наставлял меня Владимир Алексеевич. – Прочитайте мою книгу, там все написано.
На мои дотошные вопросы об исторической заданности современного строя автор «Последней ступени» в этот момент явно не был расположен отвечать.
– Знаешь что, милая! Останься со мной, поживи недельку у меня на даче, и я многое тебе расскажу. Все, что ты хочешь от меня услышать, даже под водочку я за один день не осилю.
Его предложение было щедрым, но что-то помешало мне в тот момент поверить в успех нашего недельного общения. «Не будут нами осилены те вопросы, что как вечность застревают в человеческом сознании», – упрямо думалось мне.
Уходя вечером на железнодорожную станцию, я жалела о том, что так мало говорила с русским писателем о поэзии, не попросила его почитать стихи.
– Приезжайте еще, мы послушаем с вами пластинку с романсами Александра Вертинского, – сказал он мне на прощание.
Его приглашение так и сохранилось в моей памяти. Владимир Алексеевич ждал меня, ибо звонил несколько раз, приглашая зычным окающим голосом в Переделкино послушать великого русского «шансонье». Мои сбивчивые ссылки на занятость накаляли телефонную трубку стыдом, но даже талантливый русский писатель энциклопедического ума с душой поэта не мог в тот момент перестроить мое сознание, наполненное лишь одной идеей – как обустроить власть для народа. Я все сильнее вовлекалась в большую политику, и мой поезд начинал брать опасный разгон. Кто знает, что случилось бы со мной дальше, если бы не встреча с моим возлюбленным Федором.
Он сказал мне:
– Ирочка, в этом мире ничего нельзя изменить. Человек пришел на эту землю, чтобы искупить свои грехи, исправить самого себя, а не окружающий его мир. Если бы это человек понял, то не нужно было бы ломать голову, как побороть все пороки, что рождает наша грешная жизнь на земле.
Сказанное было как гром среди ясного неба. Почувствовав мое смятение, он добавил:
– Ты женщина. Ты человек. Тебе предназначено любить, вот и люби.
– Но справлюсь ли я с этим одна?