Моя жизнь

апреля. Население было лишь кратко оповещено о хартале. Вряд ли было

возможно широко осведомить население: времени у нас было в обрез.

Кто может сказать, как все это произошло? Вся Индия от края до края, все

города и села - все провели в назначенный день полный хартал. Это было

великолепное зрелище!

XXXI. НЕЗАБЫВАЕМАЯ НЕДЕЛЯ - I

Совершив небольшое путешествие по Южной Индии, я, если не ошибаюсь, 4

апреля прибыл в Бомбей, куда Шанкарлал Банкер настоятельно просил меня

приехать для участия в проведении дня 6 апреля.

В Дели хартал начался уже 30 марта. Там было законом слово покойного ныне

свами Шраддхананджи и Хакима Аджмала Хана Сахиба. Телеграмма относительно

переноса хартала на 6 апреля пришла в столицу слишком поздно. В Дели еще не

видели подобного хартала. Индусы и мусульмане сплотились как единая семья.

Свами Шраддхананджи был приглашен произнести речь в Джами Масджиде, что он и

сделал. Власти, конечно, не могли примириться со всем происходящим. Полиция

преградила путь процессии хартала, направлявшейся к железнодорожной станции, и открыла по ней огонь. Были раненые и убитые. По Дели прокатилась волна

репрессий. Шраддхананджи вызвал меня туда. Я ответил, что выеду тотчас после

проведения хартала в Бомбее 6 апреля.

События, подобные делийским, произошли также в Лахоре и Амритсаре. Из

Амритсара д-р Сатьяпал и д-р Китчлу прислали мне настоятельное приглашение

приехать туда. В то время я их совершенно не знал, однако ответил, что

приеду в Амритсар уже из Дели.

Утром 6 апреля жители Бомбея тысячными толпами направились в Чаупати, чтобы совершить омовение в море, и затем огромной процессией продолжили свой

путь в Тхакурдвар (*). В процессии приняли участие женщины и дети. Большими

группами присоединялись мусульмане. Из Тхакурдвара мусульманские друзья

пригласили нас в мечеть, где убедили м-с Найду и меня произнести речи.

Адвокат Витхалдас Джераджани настаивал, чтобы мы тут же предложили народу

дать клятву о свадеши и индусско-мусульманском единстве, но я запротестовал, заявив, что подобные клятвы не дают в спешке. Мы должны довольствоваться

тем, что уже сделано народом. Если клятва дана, ее нельзя нарушить. Поэтому

необходимо, чтобы все как следует поняли значение клятвы о свадеши и

полностью учли бы ту огромную ответственность, которую налагает клятва об

индусско-мусульманском единстве. Я предложил, чтобы желающие дать такую

клятву собрались на другой день утром.

(* Ошибка автора - надо не Тхакурдвар, а Мадхавбаг. (Прим. к инд. изд.).*) Нужно ли говорить, что хартал в Бомбее увенчался полным успехом.

Подготавливая кампанию гражданского неповиновения, мы обсудили два-три

вопроса. Было решено, что гражданское неповиновение коснется только тех

законов, которые массы сами склонны нарушать. Так, в высшей степени

непопулярен был соляной налог, и совсем недавно проходило движение за его

отмену. Я предложил, чтобы население, игнорируя закон о соляной монополии, само выпаривало соль из морской воды домашним способом. Второе мое

предложение касалось продажи запрещенной литературы. Для этого пригодились

только что запрещенные мои книги "Хинд сварадж" и "Сарводайя" (пересказ

книги Раскина "Последнему, что и первому" на гуджарати). Отпечатать их и

открыто продавать было самым простым актом гражданского неповиновения. Было

отпечатано достаточное число экземпляров и приготовлено для распродажи на

грандиозном митинге 6 апреля вечером, после окончания хартала.

Вечером 6 апреля целая армия добровольцев взялась за распродажу

запрещенных книг. С этой целью шримати Сароджини Деви и я поехали на

автомобиле. Книги были распроданы быстро. Вырученные деньги предполагалось

передать на поддержку кампании гражданского неповиновения. Ни один человек

не купил книгу за назначенную цену в четыре ана: каждый давал больше; иные

отдавали за книжку все, что было в кармане. Сплошь и рядом давали пять и

десять рупий, а один экземпляр я сам продал за пятьдесят рупий! Мы

предупреждали покупателей, что их могут арестовать и посадить в тюрьму за

покупку запрещенной литературы. Но в тот момент люди утратили всякий страх

перед тюрьмой.

Но затем мы узнали, что правительство решило считать, что запрещенные им

книги фактически не продавались, книги же, которые продавали мы, не

относились к категории запрещенной литературы. Перепечатку правительство

рассматривало как новое издание запрещенных книг, а продажа нового издания

не являлась нарушением закона. Известие это вызвало всеобщее разочарование.

На следующее утро мы созвали митинг, чтобы принять резолюцию о свадеши и

индусско-мусульманском единстве. Тут Витхалдас Джераджани впервые понял, что

не все то золото, что блестит. На митинг явилась лишь небольшая горсточка

людей. Я отчетливо помню нескольких женщин, присутствовавших на этом

собрании. Мужчин было тоже очень мало. Со мной был заранее составленный

проект резолюции. Прежде чем прочитать его, я подробно разъяснил значение

этой резолюции. Малочисленность присутствовавших не смутила и не удивила

меня. Я давно заметил пристрастие людей к активной деятельности и нелюбовь к

спокойным конструктивным усилиям.

Но этому я посвящу отдельную главу. Теперь же продолжу свой рассказ. В

ночь на 7 апреля я выехал в Дели и в Амритсар. По приезде в Матхуру 8 апреля

до меня дошли слухи о возможном аресте. На следующей станции после Матхуры

встречавший меня Ачарья Джидвани сказал мне вполне определенно, что я буду

арестован, и предложил свои услуги. Я поблагодарил, обещав воспользоваться