Моя жизнь
Шрифт:
приободрить меня.
Я поблагодарил его и на следующей остановке вышел из вагона.
Мы прибыли в Калькутту. Организационный комитет устроил пышную встречу
президенту. Я спросил добровольца, куда мне идти. Он довел меня до
Рипон-колледжа, где разместилась часть делегатов. Судьба ко мне благоволила.
Вместе со мной в одном здании поселился Локаманья. Насколько помню, он
прибыл днем позже.
Локаманью, разумеется, нельзя представить себе без его дарбара. Будь я
художником, я нарисовал бы его
моей памяти. Из бесчисленного множества людей, заходивших к нему, припоминаю
лишь одного - ныне покойного бабу Мотилала Гхозе, редактора "Амрита базар
патрика". Громкий смех присутствовавших и разговоры о преступных делах
правящих кругов забыть невозможно.
Расскажу подробнее об обстановке, в которой работал Конгресс. Добровольцы
ругались друг с другом. Если вы просили одного из них сделать что-либо, он
перепоручал это другому, а тот в свою очередь - третьему и т. д. Что
касается делегатов, то они вообще были не у дел.
Я подружился с несколькими добровольцами и рассказал им кое-что о Южной
Африке; они немного устыдились своей бездеятельности. Я попытался разъяснить
им скрытый смысл служения обществу. Казалось, они поняли меня. Но дух
служения быстро не вырабатывается. Он предполагает в первую очередь наличие
желания, а потом уже опыта. У этих простодушных хороших юношей не было
недостатка в желании, но опыт совершенно отсутствовал. Конгресс собирался
раз в год на три дня, а остальное время бездействовал. Какой опыт можно было
приобрести, лишь участвуя в его трехдневных заседаниях? Делегаты ничем не
отличались от добровольцев. У них было не больше опыта. Они ничего не делали
сами. "Доброволец, сделай это. Доброволец, сделай то", - постоянно
приказывали они.
Даже здесь я столкнулся с проблемой неприкасаемости. Кухня тамилов была
расположена далеко от всех остальных. Делегаты-тамилы чувствовали себя
оскверненными лишь при одном взгляде постороннего на их обед. Поэтому для
них и была построена специальная кухня в компаунде колледжа, отгороженная от
всех остальных стенами. Там всегда было дымно и душно. Это была одновременно
кухня, столовая и умывальная - тесная коробка без окон. Мне она казалась
пародией на варнадхарма. "Если существует нетерпимость между делегатами
Конгресса, - думал я, вздыхая, - можно себе представить степень ее
распространенности среди их избирателей".
Делегаты жили в антисанитарных условиях. Повсюду стояли лужи. Имелось
всего две-три общественные уборные; воспоминание о зловонии, исходившем
оттуда, до сих пор вызывает у меня отвращение. Я сказал об этом
добровольцам. Они резко ответили мне:
– Это дело не наше, а мусорщика.
Я попросил метлу. Человек, к которому я обратился, посмотрел на меня с
удивлением. Я достал метлу и вычистил
уборную. Но народу было так много, ауборных столь мало, что их надо было чистить очень часто, а это было мне
просто не по силам. Поэтому я был вынужден обслуживать только себя. А
остальные, по-видимому, не обращали внимания на грязь и вонь.
Но и это еще не все. Некоторые делегаты не стеснялись пользоваться
верандами своих комнат для отправления естественных потребностей по ночам.
Утром я все это показал добровольцам. Но никто не согласился заняться
уборкой, не захотел разделить эту честь со мной. С тех пор условия заметно
изменились к лучшему, но даже еще и теперь некоторые легкомысленные делегаты
позорят Конгресс, отправляя естественные потребности, где им
заблагорассудится, а добровольцы не всегда хотят убирать за ними.
Если бы сессии Конгресса были более продолжительными, могли бы вспыхнуть
эпидемии, так как условия вполне благоприятствовали этому.
XIV. КЛЕРК И СЛУГА
До начала сессии Конгресса оставалось еще два дня. Желая приобрести
некоторый опыт, я решил предложить свои услуги бюро Конгресса. Поэтому, прибыв в Калькутту и закончив ежедневные омовения, я тотчас отправился в
бюро.
Секретарями бюро были бабу Бупендранатх Басу и адвокат Госал. Я подошел к
первому из них и предложил свои услуги. Он посмотрел на меня и сказал:
– У меня нет работы, но, может быть, у Госалабабу что-нибудь найдется.
Зайдите, пожалуйста, к нему.
Я направился к Госалу. Он пристально посмотрел на меня и сказал с улыбкой:
– Могу вам предложить лишь канцелярскую работу. Возьметесь ли вы за нее?
– Разумеется, возьмусь, - ответил я.
– Я явился сюда, чтобы выполнять
любую посильную для меня работу.
– Такой разговор, молодой человек, мне нравится, - сказал он и, обращаясь
к окружавшим его добровольцам, добавил:
– Слышали, что он сказал?
Затем снова повернулся ко мне:
– Вот кипа писем, на которые нужно ответить. Берите стул и начинайте. Как
видите, ко мне сюда приходят сотни людей. Что я должен делать: принимать их
или отвечать на этот бесконечный поток писем? У меня нет служащих, которым я
мог бы доверить эту работу. Во многих письмах нет ничего интересного, но вы
все-таки, пожалуйста, просмотрите их. Отметьте те, которые заслуживают
внимания, и дайте мне те, которые требуют серьезного ответа.
Я был счастлив оказанным мне доверием.
Адвокат Госал не знал меня, когда поручал мне работу. Только потом он
спросил, кто меня рекомендовал.
Работа оказалась очень легкой. Я весьма быстро справился с разборкой
писем, и Госал остался мною очень доволен. Он был болтлив и способен
говорить часами. Когда он узнал о некоторых подробностях моей жизни, то