Моя жизнь

– Беден или богат паломник, - сказал он, - служба одна и та же. Но размер

дакшина, который мы получаем, зависит от желания и возможностей богомольца.

Я не заметил, чтобы мой панда хоть сколько-нибудь сократил обычные обряды.

Пуджа закончилась в 12 часов, и я отправился в храм Каши Вишванатх на даршан. То, что я

увидел там, произвело на меня крайне тягостное впечатление. Когда

я занимался адвокатской практикой в Бомбее в 1891 году, мне довелось в зале "Прартхана

самадж" прослушать лекцию на тему "Паломничество в Каши". Таким образом, я уже был до

некоторой степени подготовлен, но все же разочарование оказалось сильнее, чем я

предполагал.

Идти нужно было по узкому и скользкому переулку. Никто не соблюдал тишины.

Тучи мух и шум, который производили лавочники и паломники, были просто

нестерпимы.

Все ждали, что здесь атмосфера будет располагать к размышлению и

причастию, и тем сильнее поражало ее отсутствие. Приходилось создавать такую

атмосферу в самом себе. Я видел монахинь, погруженных в размышления и не

замечавших ничего вокруг. Но деятельность блюстителей храма едва ли

заслуживала одобрения. На их обязанности лежало создать и поддерживать

вокруг храма атмосферу чистоты, благодушия и спокойствия, физического и

морального. Вместо этого я увидел базар, на котором пронырливые лавочники

продавали сладости и модные безделушки.

Когда я вошел в храм, в нос ударил запах гниющих цветов. Пол был выстлан

красивым мрамором. Но какие-то святоши, лишенные эстетического вкуса, выломали отдельные куски, а пустые места усыпали рупиями. Там теперь

скоплялась грязь.

Я приблизился к Джинана вапи (Кладезь знания); я искал там бога, но не

нашел его. Настроение поэтому у меня было не очень хорошее. Вокруг Джинана

вапи также было грязно. Я не собирался давать дакшина и протянул только одну

паю. Панда рассердился, швырнул монету, выругал меня и пригрозил:

– За такое оскорбление вы попадете прямо в ад.

Меня его слова не смутили.

– Махараджа, - сказал я, - что бы судьба ни уготовила мне, но особе вашего

звания не приличествует говорить такие слова. Если хотите, возьмите эту паю, а то не получите и его.

– Ступайте вон, - ответил он, - я не нуждаюсь в вашей пае.

Последовал новый поток ругательств.

Я поднял паю и пошел своей дорогой, утешаясь мыслью о том, что брахман

потерял паю, а я сберег ее. Но махараджа был не такой человек, чтобы

упустить хотя бы паю. Он окликнул меня и сказал:

– Ладно, давайте сюда свою паю. Я не хочу уподобляться вам. Ведь если я не

возьму паю, вам придется плохо.

Я молча отдал монету и со вздохом удалился.

С тех пор я еще дважды побывал в Каши Вишванатх, но уже после того как

мне, к моему огорчению, присвоили титул махатмы, когда происшествия, подобные упомянутому, стали уже невозможны. Люди, жаждавшие обладать моим

даршаном, не разрешали мне иметь даршан храма. Беды махатм известны только

махатмам. А грязь и шум оставались прежними.

Если кто-нибудь усомнится в бесконечном милосердии бога, пусть взглянет на

эти святые места. Сколько приходится терпеть богу йогов ханжества и

безверия, которые прикрываются его именем? Уже давно бог провозгласил: что

посеешь, то и пожнешь.

Закон кармы неумолим, и обойти его невозможно. Поэтому едва ли есть

необходимость во вмешательстве бога. Он установил закон и как бы устранился.

После посещения храма я решил навестить м-с Безант, которая только что

оправилась после болезни. Я послал ей свою визитную карточку. Она сразу же

вышла. Намереваясь лишь засвидетельствовать ей свое почтение, я сказал:

– Знаю, что вы чувствуете себя не очень хорошо, и хочу лишь

засвидетельствовать вам свое почтение. Очень благодарен, что вы были

настолько добры, что приняли меня несмотря на плохое самочувствие. Не буду

больше беспокоить вас.

После этого я ушел.

XXI. УСТРАИВАЮСЬ В БОМБЕЕ

Гокхале очень хотелось, чтобы я обосновался в Бомбее, работал там в

качестве адвоката и помогал ему в общественной деятельности. Общественная

деятельность в то время означала работу в Конгрессе, а основной задачей

организации, основанной при содействии Гокхале, было вести дела Конгресса.

Совет Гокхале пришелся мне по душе, но я не верил в свой успех на

адвокатском поприще. Слишком памятны мне были прошлые неудачи, и я все еще

как отраву не выносил лесть, к которой приходилось прибегать, чтобы получить

практику.

Поэтому начать я решил в Раджкоте. Кевалрам Мавджи Даве, мой давний

доброжелатель, уговоривший меня в свое время поехать в Англию, сразу

предложил мне три дела. Два из них были апелляциями юридическому помощнику

при политическом агенте в Катхиаваре, а третье - довольно серьезное дело -

подлежало рассмотрению в Джамнагаре. Когда я сказал Кевалраму Даве, что не

могу поручиться за успех дела он воскликнул:

– Не думайте о том, выиграете вы или проиграете. Делайте, что в ваших

силах, а я, разумеется, всегда помогу вам во всем.

Адвокатом противной стороны был ныне покойный Самарт. Я неплохо

подготовился. Нельзя сказать, чтобы я очень хорошо знал индийское право.

Просто Кевалрам Даве основательно меня проинструктировал. Еще до отъезда в

Южную Африку я слышал от друзей, что Фирузшах Мехта прекрасно разбирается в

теории судебных доказательств и в этом секрет его успеха. Я помнил об этом и

во время путешествия по морю тщательно изучил индийские законы о судебных

доказательствах и комментарии к ним. Кроме того, мне пригодился адвокатский