Моя. Чужая. Беременная
Шрифт:
В конце концов, решаю помочь. Под пристальным взглядом Макса пододвигаю к себе ее тарелку, аккуратно нарезаю мясо на маленькие кусочки и возвращаю ей.
– Вот, возьми, – улыбаюсь. –Так будет удобнее.
– Мира, что нужно сказать? – строго вставляет Макс.
– Спасибо, – бурчит та без всякого удовольствия.
Она все же приступает к еде, но продолжает то и дело поглядывать в сторону телефона.
Так и ужинаем, в спокойствии и без телефонов. Даже без нервов, почти. Наши тарелки постепенно пустеют.
– Ася, а ты неплохо справляешься
Кто? Я? С детьми?
Поднимаю вопросительный взгляд.
– Тебе же несложно побыть няней для Миры? На время, – прищуривается Макс.
Я нервно сглатываю застрявший в горле кусок и смотрю на него. Издевается? Сам же знает, что я не могу отказаться!
– Вот и отлично, – улыбается этот гад, явно довольный собой. Разве что руки не потирает от радости. – Девочки, надеюсь, вы найдете общий язык, а мне надо работать.
Пока я хватаю ртом воздух, он спокойно отставляет пустую тарелку, поднимается, берет свой телефон и, насвистывая, выходит.
Мы с Мирой остаемся сидеть в полной прострации и с опаской смотреть друг на друга.
Снега за ночь намело очень много. Вот тебе и март, вот тебе и весна…
Собаки весело крутятся в сугробах, едят снег и катаются. Я со смехом наблюдаю за ними через окно.
– Что там? – хмурится Мира.
Мы сидим в столовой после завтрака. Макс ушел работать в свой кабинет, попросив, чтоб я присмотрела за дочкой. Развлекла ее. Благо у него дома есть детская, а в ней полно игрушек и раскрасок.
Именно последним мы решаем заняться. Мира пыхтит, высунув кончик языка, и упорно красит хвост Русалочке в розовый цвет, волосы в зеленый, а кожу в синий.
Принцу уделяет наибольшее внимание. Она даже красит его волосы в русый цвет, напоминающий цвет волос Макса. При этом малышка смешивает желтый и светло-коричневый, чтоб получился нужный оттенок. Будущий художник растет у Макса, не иначе. Или папы не хватает.
– Все, я закончила, – Мира откладывает карандаши и смотрит на меня, мол, развлекай.
Я прикусываю губу. У нее же теплые вещи с собой, значит, можно выйти на улицу. Это лучше, чем сидеть в доме и маяться от скуки.
– А не хочешь слепить снеговика? – предлагаю, заговорщицки подмигивая.
Мира хмурится:
– С папой.
– Ох, папа занят, – показываю, что очень огорчена этим фактом. – А давай слепим снеговика для папы?
Малышка продолжает хмуриться. Еще и губу оттопырила. Похоже, ее не слишком вдохновила моя идея. Но я продолжаю, надеясь на чудо:
– Он когда присоединится к нам, то увидит какие мы молодцы. Огромного снеговика слепили!
– Ну ладно, – наконец, выдыхает Мира.
Причем таким тоном, точно делает мне одолжение.
Минут через двадцать, полностью одетые, мы выходим на улицу. Оделись бы и быстрее, если бы кое-кто поменьше капризничал.
Похоже, бабушка, у которой Мира живет, все ей разрешает и пылинки сдувает. Неужели Макс не видит, что
она портит ребенка своей любовью? Хотя… не мне ему говорить об этом. У меня еще своих детей нет, тот, что в животе, пока не считается. Еще неизвестно, может я тоже буду все ему разрешать!Думаю об этом, и в памяти внезапно что-то мелькает. Размытая картина: мужчина, женщина и маленькая девочка, которую они ведут за руки по проселочной дороге. Светит яркое солнце, по обе стороны дороги теплый ветер колышет травы.
“Покачайте меня! – кричит девочка, заливаясь смехом. – Еще! Еще!”
Родители поднимают ее над дорогой. Начинают раскачивать за руки. Она визжит от восторга и дрыгает ногами.
– Покачайте меня… – шепчу, охваченная узнаванием.
Эта девочка – я. А мужчина и женщина – это мама и папа...
– А-ася-я! – Мира капризно дергает меня за рукав.
Одна варежка слезла с ее руки и лежит на крыльце.
Вздрагиваю и возвращаюсь в реальность.
– Прости, давай помогу надеть.
Присаживаюсь на корточки. К нам уже летят собаки, виляя хвостами.
– Я сейчас их привяжу! – машет рукой охранник у ворот.
– Спасибо! – отзываюсь с улыбкой. – Мы пойдем снеговика лепить.
– Ну и правильно, – говорит он, а затем свистит.
Собаки кидаются к нему. Он возится с ними, каждую садит на цепь.
И правильно. Они огромные, еще начнут играться рядом с нами и случайно Мире навредят.
Я беру девочку за руку, и мы вместе обходим дом. На заднем дворе разбит большой сад, который сейчас занесен толстым слоем снега, а вдоль забора растут голубые ели. Сюда не пускают собак, так что мы с Мирой точно не вляпаемся в вонючую неожиданность.
Вскоре нам удается скатать два больших снежных кома. Мой, конечно, побольше, но Мира единоличным решением присваивает все лавры себе. Мол, дом ее папы, значит и ее тоже. И сад ее, и снег ее, и комки, соответственно, тоже. Железная логика.
Я не возмущаюсь, меня сейчас больше волнует мой внезапный экскурс в прошлое. Знаю, что видела в воспоминаниях маму и папу, но не помню их лиц и как не пытаюсь, не могу вспомнить, где они сейчас и что с ними! Как не могу вспомнить и того, что за дорога мне привиделась. Хотя точно знаю, что там должно быть село…
От напряжения начинает болеть голова.
– Мира, ты не замерзла? – нехотя отрываюсь от мыслей.
– Не-а! – она трясет варежками, на которых налипли кусочки льда. – Давай снеговика делать!
Личико девочки раскраснелось, в глазах сверкает энтузиазм.
Ставлю один снежный ком на другой и осматриваю нашу конструкцию. Снег мягкий и податливый. Мира носится вокруг меня бешеным кроликом, а я потираю озябшие пальцы в перчатках.
Окно на верхнем этаже открывается.
– Девочки, вам не холодно? – из него выглядывает Макс.
– Нет! – машу ему рукой.
– Папа, давай к нам! – кричит Мира и прыгает на месте.
Макс косится себе за плечо, видимо на рабочий стол, а потом на нас.