Мозаика судьбы

– Рекордные сроки. Три минуты. Ребята, ваша мать потрясающая женщина.

– А то мы не в курсе, - рассмеялся Сенька, - мы же с ней с рождения.

– Да-да-да...
– пробарабанила по столешнице пальцами Катя.

– Ну что же, мадам, карета подана, - и Федор, склонившись в поклоне, взмахнул призрачной шляпой.

– Шуты гороховые! Поехали уже. Кать, Сень - не расслабляйтесь...

Сев в машину, Ольга вынула из сумочки сигареты и прикурила. Она так и не смогла бросить курить после Надиной смерти. Правда, в доме больше не курила, а бегала на крыльцо, трусливо льстя себе, что так она курит значительно реже. В сумке завозился телефон.

– Да, слушаю.

– Оль, хочешь, я сейчас приеду? Прокатимся. Или я останусь на ночь. Позови!

– Саш, ты что, пьян? Куда ты поедешь! Не надо приезжать. И, вообще, я не дома. У меня дела в городе.

– Ооооооля, я... я хочу на тебе жениться. А - выходи за меня!

– Саш, ты точно пьян.

– Ну и что? Да, пьян. Но я сейчас хочу тебя видеть, - Ольга вздохнула и потерла рукой висок. Она видела, как Федор непроизвольно скашивает на нее глаза и вся эта ситуация... короче, "комедия абсурда".

– Хорошо. Я подумаю. Завтра. Если ты будешь трезв и все это мне повторишь. Но - завтра!

Ольга отключила телефон. Бросив его в сумку, она достала следующую сигарету и закурила.

– Что сказал?

– Замуж позвал.

– Он развелся еще до Надиной смерти.

– Я в курсе. Нет! Он мне не говорил - но я знаю. Мне Надя во сне сказала.

– Значит, тебе она тоже снится, - не спросил, а спокойно констатировал Федор.

– Да.

Через полчаса они вдвоем входили в ресторан. В практически пустом зале гремела "музыка"...

– Это что?
– брови Ольги полезли на лоб, - Федь, это что? Надюшка же терпеть этого не могла. Кто разрешил?
– повернулась она к скучающей за барной стойкой девушке. "Новое лицо", - машинально отметила Оля.

– Постоянный клиент заказал.

– Постоянные клиенты, милая, в борделе. А здесь - ресторан. Один из лучших ресторанов города, имеющий свой стиль. А вы его превратили в кабак. И где этот постоянный "клиЭнт"?
– Ольга повела рукой на скудных посетителей: компанию молодняка, сидящую в углу за сдвинутыми столиками, и парой за бамбуковой ширмой.

– Он... Они... в малой "банкетке".

– Мило. Федя, пойдем, посмотрим на "клиента".

"Банкетка" - малый банкетный зал, располагалась в глубине. Вход в нее был прикрыт ширмами, чтобы посетители чувствовали себя свободней, если небольшая компания хотела посидеть уединенно. Помещение часто пустовало, но Надюшка упорно его сохраняла. Она любила, когда постоянные посетители отмечали в ее ресторане семейные праздники. Ольга решительно зашагала в сторону ширм и резко отдернула, закрывающие дверной проем, бархатные шторы.

На одном из окружающих стол темно-синих диванов полулежала, игриво запрокинув голову на подлокотник, голая девица, которую тискал... Мага. Ольга застыла в проеме, перекрыв собой вход. Рука Федора легла ей на плечо.

– Оль, пойдем, - Сашка оторвался от девицы и вскинул голову.

– Здравствуй, дорогая...

– До-ро-га-я, - растягивая слова проговорила Ольга и ...захохотала.

– ДОРОГАЯ! А девушка, видимо, дешевая, - Ольга развернулась на каблуках и, отодвинув Федора, вышла.

Федор, подняв руки на уровень груди, символически поаплодировал:

– Ну, ты брат, и идиот... Детка, бельишко собери, и - вон отсюда, - процедил он сквозь зубы и вышел.

В зале Ольги не было. Девица у стойки вопила на официанта:

– Она меня уволила! Да кто она такая? Меня увольнять!

– Она здесь хозяйка и ты, действительно, уволена, - проходя мимо, сказал Федор, - и, видимо не ты одна. Кое-кто тоже потерял свое место... в ее жизни.

Иди!

Ольга устало привалилась к косяку двери в прихожей, разглядывая идиллию на кухне. Сенька тормошил смеющуюся Надежду. Катька наливала в тарелку борщ Федору. Тот, взахлеб что-то рассказывал и все хохотали.

Оля наклонилась и потянула язычок молнии на сапоге. Неделя вышла тяжелая. Разъезды, разъезды, разъезды... Встречи. Необходимость улыбаться и разговаривать. Только приходя домой и закрыв дверь, можно было снять дежурный оскал с лица. Стереть его, как излишки губной помады салфеткой. Правда последние недели и дома приходилось "держать спину".

Ольга разогнулась и потерла лицо руками, стряхивая непрошеные мысли.

– Привет! А меня кормить будете?

– А как же! Садись, давай! Ты что будешь?

– Как все. Сень, дай мне нашу барышню.

– Руки мыла?
– в три голоса задали ей вопрос... и захохотали. А малышка уже тянула ручонки и требовательно гудела: "Ы!"

– Сейчас. Сейчас, золотко, капелька ты моя, сейчас. Сейчас мама помоет руки и возьмет тебя.

– Вообще-то, я думала, она меня будет мама звать, - проворчала Катюшка, - я же с ней больше всех вожусь.

– Вообще-то, я думал, мы ей скажем, что ее мама умерла, - вздохнул Федор.

Ольга встала и пошла к кухонной мойке. Открыв кран и подставив под струю руки, она закрыла глаза. Вода стекала с ее ладоней, а Оля так и стояла не двигаясь.

– Прости. Я не знаю, как у меня вырвалось. Конечно, мы скажем, что ее мама умерла. И расскажем Наде все о ней. О том, какая она была. И научим смеяться так, как смеялась ее мама. Прости меня, Федь, я не имела права, - Ольга встряхнула руки и вытерла их о полотенце, - простите меня. Я... Я пойду, прилягу. Был тяжелый день.

– Оль!

– Мам, а есть?

– Потом. Все потом, - Ольга подхватила до пути сумку и зашагала в свою комнату.

Тихо прикрыв за собой дверь, она с силой отшвырнула ни в чем не повинную сумку, и бумаги, вырвавшись из кожаных тисков, светлыми птицами порхнули по комнате. Жаль, но полет их был изначально безнадежен и потому они быстро опали, застелив белым ворохом пол.

"Смета... Проще распечатать заново", - она устало вздохнула и мысленно плюнула - "Потом. Все потом".