Может сейчас
Шрифт:
Минувшей ночью он написал целую песню после того, как я уснула? Я прищуриваюсь, глядя на него, а затем спрашиваю:
– Ты вообще спал?
Он пожимает плечами.
– Высплюсь позже, – отвечает он, проводя большим пальцем по моей нижней губе. – Следи сегодня за своей электронной почтой, – произносит он, наклоняясь для очередного поцелуя.
Мне нравится, как Бреннан делает обработку песен, которые пишет Ридж. Думаю, мне никогда не надоест встречаться с музыкантом.
Ридж поднимается с дивана и тянет меня за собой.
– Я уйду, чтобы ты могла собраться на работу.
Киваю и целую его на прощание, но, когда
– А это? – он указывает на мою футболку. Его футболку. – Мне это понадобится.
Я смотрю на футболку и смеюсь. Затем я медленно снимаю ее и протягиваю ему. Он оглядывает меня с ног до головы, берет свою футболку и одевает ее через голову.
– В котором часу, говоришь, ты придешь сегодня вечером? – он пялится на мою грудь, задавая этот вопрос, совершенно не в силах смотреть мне в глаза.
Я смеюсь и толкаю его к двери. Он открывает ее и выскальзывает из моей квартиры, но не раньше, чем выхватывает еще один быстрый поцелуй. Я закрываю за ним дверь и понимаю, что впервые с того дня, как я съехала из своей старой квартиры, я наконец-то чувствую, что больше не обижаюсь на Хантера и Тори. Я на самом деле благодарна им. Я бы пережила предательство Тори и Хантера миллион раз, если в конце всех испытаний меня ждал бы Ридж.
···
Я все время бежал по кругу.
Я уже давно лежал в постели.
Я был в преисподней с дьяволом.
Как корабль в море ты спасла меня,
Сказав мне идти на твой огонек.
Ну вот мы и пришли,
Еще немного.
То, чего я так долго ждал.
Вот и мы,
Еще немного.
Ты освободила меня,
Стряхнула пыль с меня.
К крепко запертому, ты подобрала ключ,
Теперь я прозрел.
Нет такого места, где бы я хотел очутиться.
У меня есть ты, а у тебя есть я.
Ты освободила меня.
Трудно сказать, чего мне это будет стоить,
Но когда что-то теряешь,
То понимаешь, что это и была цена.
Думаю, что ты родилась, чтобы
Быть моим проводником, когда
Я не смогу удержаться.
Ну вот мы и пришли.
Еще немного.
То, чего я так долго ждал.
Вот и мы,
Еще немного.
Ты освободила меня,
Стряхнула пыль с меня.
К крепко запертому, ты подобрала ключ,
Теперь я прозрел.
Нет такого места, где бы я хотел очутиться.
У меня есть ты, а у тебя есть я.
Ты освободила меня.
Я сидел очень низко,
И не знал, куда мне идти.
Я думал, что дно – это потолок.
Нет лекарства, чтобы вылечить это.
Радуйся, Мария, греху,
Новое начало конца.
Ты освободила меня,
Стряхнула пыль с меня.
К крепко запертому, ты подобрала ключ,
Теперь я прозрел.
Нет такого места, где бы я хотел очутиться.
У меня есть ты, а у тебя есть я.
Ты освободила меня.
Я стою не двигаясь, когда песня заканчивается. По моим щекам текут слезы, а ведь это вовсе не грустная песня. Но смысл слов, написанных Риджем прошлой ночью после того, как я заснула рядом с ним, значат для меня больше, чем любые другие тексты, которые он когда-либо писал. И хотя я поняла, что он имел ввиду сегодня утром, когда сказал, что впервые чувствует себя свободным, я не осознавала, насколько сильно я причастна к этому ощущению.
Ты и меня освободил, Ридж.
Я
вынимаю наушники из ушей, хотя мне хочется поставить песню на повтор и слушать ее до конца дня. Выходя из ванной, я ловлю себя на том, что пою эту песню с нелепой улыбкой на лице в пустом коридоре.«Нет такого места, где бы я хотел очутиться. У меня есть ты, а у тебя есть я…»
Глава 2
Мэгги
Я думаю о смерти каждую минуту, каждый час, каждый день своей жизни. Уверена, что думаю о смерти чаще, чем обычный человек. Трудно этого не делать, осознавая, что мне отведена лишь часть того времени, что есть у большинства людей на планете.
Мне было всего двенадцать, когда мне поставили этот диагноз. Никто никогда не объяснял мне, что у муковисцидоза есть срок. Срок не болезни, а моей жизни.
С того дня, как мне исполнилось двенадцать лет, я смотрю на жизнь совершенно иначе. Например, когда я нахожусь в отделе косметики супермаркета и смотрю на крем для возрастной кожи, то считаю, что мне он никогда не понадобится. Мне повезет, если на моей коже вообще успеют появиться морщины, прежде чем я умру.
Находясь в продуктовом отделе, я гляжу на сроки потребления продуктов и гадаю, кто из нас продержится дольше: я или горчица?
Иногда почтой я получаю приглашения на свадьбу, которая состоится через год, я обвожу эту дату в календаре и спрашиваю себя, о том продлится ли моя жизнь дольше, чем помолвка пары.
Даже глядя на новорожденных, я думаю о смерти. Осознание того, что я никогда не увижу, как мой собственный ребенок вырастет и войдет во взрослую жизнь, стерло всякое желание когда-либо его иметь.
Я не страдаю депрессией. Я даже не жалуюсь на судьбу. Я уже давно смирилась с ней.
Большинство людей живут так, будто они протянут лет до ста. Они планируют карьеру, семью, отпуск и свое будущее, словно это будет возможно в любой момент. Но мой мозг работает иначе, чем у большинства людей, у меня нет возможности притворяться, будто я буду жить, пока мне не исполнится век. Судя по моему нынешнему состоянию здоровья, мне повезет прожить еще лет десять. И именно поэтому я думаю о смерти каждую минуту, каждый час, каждый день своей жизни.
До сегодняшнего дня.
До того момента, как я выпрыгнула из самолета и увидела землю сверху, которая казалась такой маленькой, что я не смогла удержаться от смеха, и не могла перестать смеяться. Все то время, пока мы падали, я истерически хохотала, пока не начала плакать, потому что этот прыжок был настолько прекрасным и волнующим, что превзошел все мои ожидания. Все то время, пока я летела к земле со скоростью более ста миль в час, я ни разу не подумала о смерти. Я могла думать только о том, как мне повезло, что я могла чувствовать себя живой.
Слова Джейка продолжали звучать у меня в голове, пока я летела навстречу ветру: «Это и есть жизнь!»
Он оказался совершенно прав. Это самое грандиозное событие, что я когда-либо переживала, и я хочу сделать это снова. Мы опускаемся на землю всего через минуту. Посадка Джейка безупречна, я все еще привязана к нему, и мы сидим на земле, вытянув ноги перед собой, пока я пытаюсь отдышаться. Я ценю, что он не торопит меня, позволив впитать все это.
Он развязывает нас и поднимается. Я все еще сижу, когда он становится передо мной и заслоняет солнце своим телом. Я смотрю на него и немного смущаюсь, что все еще плачу, но не настолько, чтобы пытаться это скрыть.