Может сейчас

Я отстраняюсь от нее, а она протягивает руку, чтобы стереть помаду с моих губ.

– Ты когда-нибудь смотрела «Игру престолов»? – спрашиваю я ее.

Она отрицает, качая головой.

– А хочешь?

Она кивает. Я хватаю ее за руку и поднимаюсь вместе с ней по лестнице. Когда мы заходим внутрь, она идет в ванную, а я беру свой телефон. Я открываю непрочитанное сообщение от Мэгги.

МЭГГИ: Только вчера узнала. Получила 5!

РИДЖ: И почему я не удивлен? Поздравляю! Надеюсь, ты как-нибудь это отпразднуешь.

МЭГГИ: Я так и сделала. Сегодня я прыгала с парашютом.

Прыгала с парашютом? Надеюсь, она шутит. Прыжки с парашютом – это последнее, что она должна делать. Это может плохо кончится для ее легких. Я начинаю отвечать ей, но останавливаюсь на середине своего сообщения. Единственное, что ей во мне не нравилось, так это моя постоянная обеспокоенность за неё. Я должен перестать переживать из-за того, что она делает вещи, которые могут плохо отразиться на ее здоровье. Это ее жизнь, и она заслуживает жить так, как ей хочется.

Я тут же удаляю свой ответ. А когда отрываю глаза от телефона, Сидни стоит у холодильника, наблюдая за мной.

– Ты в порядке? – спрашивает она.

Я выпрямляюсь и прячу телефон в карман. Я не хочу сейчас говорить о Мэгги, поэтому улыбаюсь, откладывая эту беседу на следующий раз.

– Иди сюда, – говорю я ей.

Улыбаясь, она подходит ко мне и обнимает меня за талию. Я притягиваю ее к себе.

– Как прошел день?

Она усмехается:

– Отлично. Мой парень написал мне песню.

Я прижимаюсь губами к ее лбу, затем провожу большим пальцем по ее подбородку, приподнимая ее лицо к своему. Как только я льну к ее губам, она хватает меня за футболку и тащит нас к моей спальне. Мы не переставая целуемся, до тех пор пока она не падает на мою кровать, а я не забираюсь на нее сверху.

Мы целуемся в течение нескольких минут в одежде, которую совсем измяли, но это уже неважно.

У нас не было возможности любить друг друга, как это обычно бывает между людьми, с того самого поцелуя, который неделями вселял в нас чувство вины перед трехмесячным перерывом в общении, до той ночи, когда мы, помирившись, занимались любовью. Мы были никем, а потом вдруг стали всем. Хорошо бы сейчас не торопиться. Я хочу провести остаток ночи, целуя ее, потому что я мечтал целовать ее вот так уже три месяца к ряду.

Она перекатывает меня на спину, а затем скользит сверху, прерывая наш поцелуй. Ее волосы падают мне на лицо, поэтому она убирает их, перекидывая через плечо. Нежно поцеловав меня в губы, она садится сверху на меня так, чтобы суметь говорить руками.

– Прошлой ночью мне показалось, что... – она замолкает, пытаясь показать остальное, и произносит:

– Мне кажется, что прошла целая вечность.

Я киваю, а затем поднимаю руки, чтобы научить ее показывать слово «вечность». Я говорю это вслух, а она показывает. Когда она все делает правильно, я киваю и показываю: «Молодец». Она падает рядом со мной и приподнимается на локте.

– А как показать слово «глухой»?

Я делаю движение, скользя рукой по подбородку ко рту, чтобы показать это слово.

Она проводит большим пальцем от уха до подбородка.

– Вот так?

Я качаю головой, давая ей понять, что она ошиблась. Я приподнимаюсь на локте, затем беру ее руку, чтобы подогнуть большой палец и выпрямить указательный. Я прижимаю его к ее уху и провожу по подбородку ко рту.

– Вот так, – говорю я ей. Она безупречно повторяет знак для обозначения глухого. Не могу сдержать улыбку.

– Идеально.

Она откидывается на подушку и улыбается. Я рад, что она изучала язык жестов в течение тех трех месяцев, что мы были врозь. Как бы я ни злился на Уоррена за то, что он запорол интригу «Игры престолов», я никогда не смогу отплатить ему за все, что он сделал, чтобы помочь мне и Сидни научиться общаться без барьера. Он действительно хороший друг... когда не ведет себя как полный придурок.

Сидни так быстро схватывает язык жестов. Каждый раз, когда она показывает слова жестами, это вновь впечатляет. Я бы так желал, чтобы с этого момента она показывала жестами абсолютно все, и так хотел бы проговаривать все жесты, которые я когда-либо показывал.

– Моя очередь, – говорю я. – А как ты произносишь звук, который издает кошка?

Существует так много слов, которые я не понимаю, и звуки животных в том числе. Вероятно, мне трудно понять их истинное звучание, потому что абсолютно невозможно читать по губам кошек и собак.

– Ты имеешь в виду «мяу»? – спрашивает она.

Я киваю и прижимаю пальцы к ее шее, чтобы почувствовать вибрации ее голоса, когда она говорит это. Она снова произносит слово, и тогда я пытаюсь повторить:

– Я...о?

Она качает головой:

– Первая часть звучит как... – она поднимает руку, чтобы показать букву «м». – Вторая часть... – она показывает на себя, – «я».

– Это я?

Она кивает, и показывает «у», произнося снова вслух.

Я держу ладони прижатыми к ее шее.

– Еще раз, – говорю я.

Она медленно произносит: «Мя-у».

Мне нравится, как на последнем звуке ее губы образуют круг. Я наклоняюсь и целую ее, прежде чем снова попытаться произнести это слово:

– М...яу.

Она усмехается:

– Лучше.

Я говорю это быстрее:

– Мяу.

– Идеально.

Я начинаю спрашивать ее, почему в некоторых случаях используется мяу, но, похоже я забыл, что пока она новичок в языке жестов, и ее глаза округляются от смущения, когда она не успевает следить за моими руками. Я наклоняюсь над ней, хватаю телефон и печатаю свой вопрос.

РИДЖ: Почему слово мяу иногда используется для обозначения чего-то сексуального? Это слово звучит сексуально, когда его произносят?

Она смеется, и ее щеки слегка краснеют, когда она говорит:

– Очень.

Я нахожу это интересным.

РИДЖ: Когда человек лает как собака – это тоже звучит сексуально?

Она качает головой:

– Нет, нисколько.

Для меня словесная форма английского языка очень запутана, но мне нравится больше узнавать об этом от Сидни. Первое, что привлекло меня к ней, помимо физического влечения, ее терпеливое отношение к моей неспособности слышать и ее страстное желание узнать все об этом. В этом мире не так уж много таких людей, как она, и каждый раз, когда она разговаривает языком жестов, напоминает, как мне повезло.