Мрачные ноты
Шрифт:
— Расскажи мне все с самого начала, как вы пришли к этому? — интересуюсь я, глубоко вздохнув.
— Накануне Лоренцо сам позвонил мне и сообщил, что освободился, — не отрываясь от копания в земле, отвечает Шейн. — Он был за решеткой за кражу со взломом, — заметно замешкавшись, добавил он.
Либо Шейн сейчас издевается надо мной, либо реально не в курсе о моей роли в ситуации с арестом Лоренцо. Хоть братец Айвори тот еще идиот, я все же склоняюсь ко второму. Получается, он не хотел упоминать о краже со взломом по другой причине и, кажется, я догадываюсь, по какой именно.
— Лоренцо позвонил мне, как только вышел и
Я окидываю взглядом свой особняк, постепенно складывая фрагменты мозаики в единую картину. Должно быть, Шеин активно следил за своей сестрой еще до того, как встретился с ней возле школы. Если это действительно так, то ему уже было известно, где она живет. В тот вечер, увидев меня на парковке и признав во мне того парня, что вдарил ему по лицу, он сопоставил все факты. Наш с Айвори режим дня ни для кого не секрет, поэтому ему не составило труда понять, что в это время мы оба будем в школе.
— Так ты попал сюда с целью обнести мой дом. — Я сжимаю кулаки. — Но как ты проник внутрь?
— Я догадался, какой код доступа у Айвори, — отвечает Шеин, на секунду отвлекаясь от работы.
Дерьмо. Серьезный косяк с моей стороны, вынужден признать.
И что дальше? В дом пошел Лоренцо, а Шейн остался на шухере? Айвори сопротивлялась. Каким-то образом Шуберт попал под раздачу. Я не стану выпытывать это из Шейна. Моя девочка сама расскажет мне, когда будет готова.
— Она не должна была быть здесь, — бормочет Шейн, уставившись в землю.
— Но она была. Как думаешь, что Лоренцо намеревался сделать с ней после того, как надругается над ней? Не кажется, что вряд ли бы он оставил ее в живых, чтобы она сдала его с потрохами?
— Вот черт.
Его пальцы так крепко сжимают рукоять лопаты, что он вот-вот потеряет сознание от нарушения кровообращения.
— Догадываешься, почему я ударил тебя той ночью?
Он молчит, продолжая сверлить глазами землю под ногами.
— Она пришла на занятия с разбитой губой.
Мне приходится сглотнуть, подавляя в себе отвращение.
Шеин закрывает глаза, и его лицо искажается от осознания своей вины.
Его муки совести слегка усмиряют мой растущий гнев.
— Брат обязан защищать свою сестру. Всегда и во всем. Рисковать ради нее всем, лишь бы она была в безопасности, черт подери.
Его тело дрожит, и он опирается на черенок лопаты, как на костыль.
— Черт, да, я облажался. — Он проводит рукой по волосам, не скрывая слез. — Она пыталась достучаться до меня на протяжении многих лет, но я не хотел слышать ее. Я просто... был так зол на нее. Злился из-за ее отношений с отцом... от того, что она обосновалась здесь... в этом чертовом особняке...
На самом деле мне плевать на его оправдания и на то, что он приплетает в них меня. Единственное, что я хочу услышать, обещание оставить Айвори в покое.
Поднявшись со скамейки, забираю у него лопату и начинаю копать сам.
— Так получается, после звонка Лоренцо ты не придумал ничего лучше, чем обокрасть дом, в котором живет твоя сестра? Тебе просто захотелось отобрать у нее кусок счастья, воспользовавшись помощью опытного в грабежах приятеля?
— Да, — шепчет он, опуская руки и устремляя взгляд в сторону
моего дома.Я погружаю тушку Шуберта в яму, сглатываю слезы и начинаю закапывать могилу.
— Я должен был хоронить тебя вместо Шуберта.
На Шейне просто нет лица, но в глазах сверкают искры решительности.
— Я обещаю, что больше никогда не доставлю хлопот моей сестре. Черт, я буду держаться подальше от нее всю свою оставшуюся жизнь. Это единственное, что я способен ей предложить.
Я готов пожизненно оплачивать услуги своего частного детектива, только бы быть уверенным в этом.
— Теперь пришло время заняться более серьезными делами.
— Да, конечно. — Он наконец-то встречается со мной взглядом, а затем переводит глаза на темнеющее небо на горизонте. — Я знаю подходящее место.
Глава 44
АЙВОРИ
Проснувшись, я ощущаю ломоту в мышцах от событий минувшего дня. Тусклый свет от лампы нарушает полумрак спальни, и я вижу мрачные тени, играющие на бледном лице моего брата, который съежился на кресле возле моей кровати. Слегка тревожно видеть его в этом доме, в месте, которое олицетворяло собой безопасность, счастье и любовь. Но страха нет. Эмерик бы даже под угрозой смерти не оставил меня с ним наедине.
Я перевожу взгляд к изножью кровати и встречаюсь с беспокойством и преданностью в ослепительно синих глаз. Мое сердцебиение учащается.
Эмерик предупреждал меня, что, если кто-нибудь когда-нибудь вздумает навредить мне, он уничтожит обидчика. И это были не просто слова. Лоренцо мертв. Больше он не сможет причинить мне боль. Мне все еще не удается до конца прийти в себя. Все внутри меня сжимается от осознания того, что я потеряла Шуберта, и меня не покидает чувство тревоги за то, что Эмерик настолько рискует своим будущим ради меня. Но мы справимся с этим, несмотря ни на что. Вместе.
Сидя на кровати, у меня в ногах, Эмерик скользит рукой по моей ноге под одеялом. Наконец, он позволяет себе немного расслабиться, хотя выражение его лица выражает усталость. Его темные волосы сексуально взъерошены, а серый пуловер подчеркивает его широкую спину и мощную шею, которой он не раз рисковал ради меня.
Я слабо улыбаюсь ему в знак благодарности.
— Как долго я была в отключке?
— Шесть часов, — ответил он, неспешно перекатывая во рту жвачку.
Я знала, что Эмерик потратил это время на то, чтобы решить вопрос с телом Лоренцо. Что он с ним сделал? Искры в его глазах свидетельствую о том, что он предвидел этот вопрос, но в них есть место и непоколебимой решимости, которая лишь убеждает меня в том, что я не получу интересующих ответов.
Мне сложно мириться с тем, что Эмерик предпочтет нести это бремя в одиночку, но я прекрасно даю себе отчет, что он не позволит себе посвящать меня в детали. И провокации с моей стороны в попытках удовлетворить свое любопытство лишь разозлят его и приведут к конфликту.
Хоть в этом я могу повести себя рационально.
Эмерик проводит рукой поверх одеяла к изгибу моего колена.
— Твой брат уезжает. — Он бросает взгляд в сторону Шейна и добавляет своему голосу строгости: — На этот раз действительно навсегда.