Мрак
Шрифт:
Теперь есть чуть больше данных, которые, впрочем, не сильно радуют. Все же это какая-то быстро оскотинившаяся версия староверов. Возможно, конечно, что они и раньше были такими, но контроль государства не давал им проявить свою натуру. А тут почуяли или узнали как-то, что тем же ментам не до них — и пошли творить добро на свой лад. Кот из дома — мыши в пляс, все как обычно. Такие вот падлы обычно первыми и чуют, когда вокруг начинается что-то очень нехорошее, и распоясываются, того же Мавроди вспомнить. Тот, конечно, людей не похищал и не пытал, но тоже свою веру основал. И, в любом случае, это все чуть лучше, чем если бы это были культисты как у нас в девяностых или на соседнем континенте и сейчас…
Однако, несмотря на появившуюся определенную ясность с теми, кто меня удерживает, вопрос «как выбраться?» оставался животрепещущим и даже засверкал новыми красками. В то, что я завтра вечером перейду к их вере, меня тут же примут
И еще интересно, причем крайне, что там с Ксюшей. Последний раз я ее слышал еще лежа на повозке, а когда это было… Помню, что вроде как Феоктист тогда обещал ее принять в свою веру. Почему она так легко согласилась? Она-то стопроцентно городской житель, для нее все эти боги, верования, да и сама жизнь по правилам староверов должна быть совсем дикой, но она тогда и пол слова против не сказала. Еще и спокойная такая была. Запугали? Вкололи что-то? Еще как-то повлияли? Непонятно
Что-то я как-то неправильно думаю. Чем больше напрягаю извилины, тем больше не понимаю, а по идее должно быть наоборот. Но судьба девчонки мне была небезразлична. Нет, никаких планов на нее я не строил, боже упаси. Лезть в отношения с двадцатилетним ребенком, тем более таким эмоциональным и хм… индивидуально развитым, для мужика, разменявшего четвертый десяток — это легкая форма садомазо для своей психики. При этом я чувствовал, что она мне не совсем безразлична, как котенок, которого приручаешь, и потом уже не можешь вот так взять, и выбросить. Поэтому при сваливании — а я ни на секунду не сомневался в этом — надо учитывать и ее. Открытый вопрос, конечно, что будет, если она сама решила тут остаться, и будет сопротивляться, но принцип «решаем проблемы по мере поступления» прекрасно работал и в этом случае. Наверное…
За всякими такими мыслями я просидел по ощущениям очень долго, борясь с жаждой и накатывающей волнами болью от ожогов. Еще раз обшарил все помещение, но не нашел абсолютно ничего полезного, ни для использования в качестве оружия, ни для снятия пут. Через какое-то время спина утихла и я провалился в сон.
Потом проснулся, помаялся бездельем и жаждой, чуть размялся, подивился, что почти не мучают ожоги, поразвлекал себя мыслями, что буду делать со жрецом, когда выберусь. И, когда наверху загремело, сам себе наказал — найти и незаметно реквизировать себе хоть что-то, что можно использовать для освобождения. Эх, были бы у меня длинные волосы, я бы в них носил заколку, а сейчас бы с ее помощью освободился…. А в мой короткий ежик даже булавку не спрячешь.
Крышка в потолке открылась, но светлее стало не сильно, судя по всему, снаружи был вечер. И сейчас меня поведут на повторную беседу. А я так и не придумал, как мне отмазаться от смены веры. И дело вовсе не моей христианско-православной натуре, верующим я был далеко не самым лучшим. Но вот так при первой угрозе предавать то, во что я по-своему, но верил уже больше половины жизни, не хотелось совершенно. Мне же потом как-то в зеркало еще смотреться. Принципов у меня было совсем немного, по пальцам одной руки плохого фрезеровщика можно пересчитать, но презрение к предательству я в себе холил и лелеял всегда. Так что до последнего буду упираться. Из потолка высунулась лестница, опустилась на пол, и кто-то заорал:
— Эй, горожанин, подь сюды! Да веди себя по-людски, рот свой поганый не раскрывай зря!
Этому-то я что сказал? Я же даже не знаю хозяина этого голоса, а он меня затыкает. Ну ничего-ничего, отольются кошке мышкины слезки. Вы все, суки страшные, у меня еще посмотрите. Я вас научу собирать выбитые зубы сломанными пальцами. Так, бормоча себе под нос ругательства и проклятья, проковылял к лестнице и уже почти привычным способом начал подниматься. В этот раз давалось сложнее — и только начавшие затягиваться ожоги давали о себе знать, и силы не прибавлялись, без еды-то и воды уже сутки наверное сижу. А то и поболе. Но кое-как добрался до верха, с ненавистью уставившись на стоящего сухонького деда с выцветшими глазами и длинными седыми волосами. Смена караула была что ли? Да плевать, все они сволочи. Дед смотрел на меня каким-то одновременно и смиренным, и презрительным взглядом, чем бесил невероятно. Встряхнул головой, отгоняя накатывающую волну бешенства, и выпрямился.
Глава 8
6 октября 2021 года Новосибирская обл.
— Здравы будьте, братья и сестры. Мы снова собрались под сенью родителя нашего Отца Леса, под зорким оком бога нашего, ныне
властвующего на небе, Коляды, на теле Матери нашей Земли. Сегодня повод для вече — принятие нового члена в лоно нашей семьи!Община, в количестве человек эдак тридцати, дружно склонила головы перед вдохновенно вещающим Феоктистом. Они все стояли на коленях и до этого, с момента как поганый старик вышел на маленький помост возле огромного костра, бросающего искры на пару метров вокруг, и теперь приняли совсем уж унизительные позиции — и на коленях, и головы преклонили. Можно было бы сказать, что это очень красивое и торжественное зрелище, но мне было не до восхищения — я стоял, закованный в настоящую деревянную колодку. В ней были закреплены моя дурная голова и руки, на ногах все так же болталась цепь. И стоял я в этой жутко неудобной и унизительной позе лицом к происходящему действу, что меня не особо радовало, впрочем. Но мнения моего никто не спрашивал и, более того, когда с рук сняли цепь, чтобы закрепить руки в колодке, я умудрился вырваться и знатно приложил двоих охранников. Одному ударил костяшками пальцев в горло, а второго припечатал коленом в пах, а затем захватил цепью на ногах за шею. И придушил бы, если бы не сбежались еще человек пять, кое-как оторвавшие меня от него.
На самом деле, сейчас я жалел о том, что кинулся в драку. Никаких шансов у меня не было — цепь на ногах, голые руки, вокруг куча противников, а я не Джеки Чан совсем. И даже не Стивен Сигал. Но кипящее внутри бешенство вырвалось само, стоило телу почуять, что руки свободны. И в итоге, я сам себе осложнил жизнь до невозможности — теперь точно не может быть и мысли, что меня примут в свои ряды эти бесноватые, работать я на них тоже не буду, а зачем им просто так держать меня? Так что перспективы не ахти. Дело явно пахнет керосином, и если меня сейчас тут начнут резать на ленточки, то я абсолютно ничего не смогу сделать. И это сильно раздражает. Помимо того, что, вообще-то, меня от души отбуцкали и теперь, кроме не перестающих ныть головы и ожогов, болит и все остальное тело. Но, как говорил кто-то мудрый — пока ты жив, жива и надежда, так что не вешаем нос!
Пока я думал о своем, толпа перед помостом чуть расступилась, образовав узенький проход к помосту, в котором показалась девичья фигурка в белом одеянии, а за ней шествовали два мужика, в знакомых по первой встрече хламидах. Походило это все на свадебное шествие — также закрыто лицо у девушки, также все смотрят с восторгом, только Мендельсона не хватает. Дойдя до помоста, девушка встала на колени и склонила голову, как и все. Один из идущих за ней подошел, аккуратно откинул назад платок с лица девушки, взял за руку и встал слева от нее на одно колено, второй также сделал с правой стороны. Девушкой предсказуемо оказалась Ксюша, но выглядела она не очень здоровой — бледная, похудевшая, глаза смотрят в одну и точку и даже моргает как-то замедленно. Все-таки, похоже, что она под какими-то веществами. Не видно, что ее сюда волокли силой, и вид у нее скорее какой-то умиротворенный.
Феоктист оглядел подошедшую троицу, довольно покивал сам себе и задержал взгляд на Ксюше. И смотрел он на нее совсем не как на брата по вере, что было легко объяснимо — во всей кучке людей, стоящих сейчас перед стариком, женщин было всего штук восемь, и все далеко не молодые. Так что секретарша явно выделялась на их фоне, даже с нынешним не самым лучшим видом.
— Братья и сестры! — Снова громыхнул над поляной голос жреца. Умеет говорить, скотина. — В нашу семью, осененную вниманием истинных богов, пришло новое дитя! Аксинья была ослеплена бытием во грехе и смраде города, этого рассадника тьмы на лоне нашей Матушки, но Боги сплели нити ее судьбы так, что она пришла к нам! И в тот же день она отреклась от лжи и порока, в которых жила, дабы уразуметь праведную жизнь! И жить, как ведано нам издревле!
Старикан продолжал заливаться соловьем, а сам не сводил взгляда с девчонки. А та все так же стояла на коленях, не поднимая взгляда, как и все остальные. Один я лицезрел все происходящее. Речь продолжалась еще минут пять, а когда закончилась, Ксюша встала и ушла в общие ряды, а двое ее сопровождающих встали за спиной Феоктиста. Или ее теперь надо называть Аксинья? Нет, мне по-старому больше нравится. Жрец на какое-то время замолк, затем обратил свой горящий взор на меня.
— Встаньте братья и сестры. Пришло время решить, что делать с тем, кто убил одного из нас, и едва не убил второго! — О как. Это кто из тех двоих отъехал? Первый, наверное, ему-то я хорошо попал, а второго явно не додушил. Толпа зашумела недовольно — Вот вы мне скажете — Феоктист, он отнял жизнь у нашего брата, и мы должны отнять его жизнь взамен. Нет, скажу я вам! Не смерть за смерть, а жизнь за жизнь! Он заменит нашего павшего брата Кондратия пред нами и пред богами! Лишь службой не за жизнь, а за совесть он искупит свой грех! — Голос старика все крепчал и сейчас гремел над поляной. Даже меня пробирает. — Есть ли среди нас те, кто не согласен?