Мраморный меч 2

Однако слова Миель вновь всколыхнули неуверенность. Может, она была права и Илзе просто ее использовал? Он пропал резко и скрывался от всех, даже от нее. Говорил, что любил, но писал редко и не предлагал сбежать вместе. Катарина смотрела на ровную гладь чая и видела, как по той шла мелкая рябь. Руки дрожали.

К глазам подступали слезы. Неужели этот подонок Илзе врал? Любимый…

Голову прострелила боль. Зашипев, Катарина прижала пальцы к вискам и скривилась. Подонок? Как она могла такое подумать о любимом, прекрасном Илзе? Нет, Катарина ни за что бы так не подумала про него. Она верила любимому. Тогда откуда такие мысли?

Катарина медленно подняла голову и посмотрела на Миель. На побледневшую Миель, которая сидела напряженная и сжимала плотно губы. Она выглядела напуганной.

– Что ты сделала? – тихо спросила Катарина, внутренне леденея от догадки.

Нет. Нет. Нет. Я ошибаюсь. Мне показалось. Эти слова бились в голове, заполняли и перебивали остальные мысли. Словно не ее. Катарина кривилась, чувствовала сильную боль и тошноту от того, как в голове было много всего. Слишком много.

Она упрямо смотрела на Миель.

На Миель, которая постоянно говорила ей, что Илзе подонок. Вспомнила, как проснулась в платье на кровати несколько лет назад, когда собиралась отправить письмо брату. Письмо она тогда написала, но не отправила. Не помнила, как убирала коробку с вещами погибшей няни.

Головная боль нарастала. Тетя тоже постоянно держалась за голову, кривилась и просила говорить тише. Она умерла не так давно из-за плохого самочувствия. Недомогание ощущала и Катарина, но не так сильно.

– Т-ты пытаешься меня обмануть, – пораженно выдохнула Катарина и откинулась на спинку стула. Ее тошнило, руки дрожали от страха. Широко открытыми глазами она смотрела на Миель. – Ты используешь магию.

Катарина не верила в то, что говорила. Но факты на лицо. Да и Миель после ее слов побледнела и задрожала, вжимая голову в плечи. Перепуганная, она нервно смотрела по сторонам, будто придумывала ложь или искала пути к бегству. Однако с места не двигалась, а Катарина смотрела на нее.

Миель уже использовала магию против нее и сейчас старалась. К счастью, не получилось.

– Ты хоть понимаешь, что делаешь? Ты хоть понимаешь, что так нельзя! Как ты могла применять магию против меня, Миель?! Как долго ты хотела это скрывать?

Она говорила эмоционально. Хмурилась, повышала голос, но тут же говорила тише, чувствуя негодование. Катарина понимала, почему Миель молчала об этом. К магам относились плохо, недоверчиво и если бы брат узнал – она б сразу умерла. Вопрос в другом: почему Миель ничего не говорила Катарине? Какое право она имела использовать магию против них!

– Я… – начала Миель и тут же замолчала. Скривилась, сдерживая слезы. – Я никогда не хотела этого. Я не хотела делать вам больно.

Катарина зажмурилась, все еще чувствуя головную боль, и медленно выдохнула. Ссора ни к чему не приведет. Нет, Миель была опасна, особенно в плохом настроении. Поэтому Катарина улыбнулась натянуто и сказала ласково:

– Думаю, нам стоит успокоиться. Ничего страшного в том, что ты маг нет. Однако прошу больше не делать так. А сейчас, давай вернемся к чаепитию.

Чай остыл и был не таким вкусным. Миель дышала медленно и тяжело, выглядела перепуганной и болезненной. Неловко взяла чашку и медленно начала пить, ничего не говоря. Катарина тоже не говорила, представляя, как можно использовать сестру. Никто не знал о том, что Миель маг и это, на самом деле, хорошо.

Да, Миель могла стать полезной. Главное, чтобы отношения между ними не испортились. Ведь ради сестры, Миель пойдет на многое.

41

Первый снег падал на вялую, но все еще зеленую траву и листву кустов. Вереск смотрел на танец мелких хлопьев, падающих с неба, через окно оранжереи. Наверное, за пределами академии сейчас гулял прохладный ветер, от которого бегали мурашки по коже. Однако Вереск находился в оранжерее, где стояли камни с сильной концентрацией магии, дающий тепло. Здесь всегда поддерживалась температура, при которой растения росли лучше.

Отвернувшись, Вереск удобнее перехватил мешок с удобрениями и пошел дальше. Сегодня учитель Инула допустил его к особенному кусту, который предстояло пересадить из глиняного горшка на новую клумбу с травами. У Вереска от предвкушения дрожали руки, потому что для куста подобрали специальную землю и травы, которые помогали, а не разрушали.

Сел рядом с клумбой, в которой вырыта глубокая яма. Поставив мешок с удобрением рядом, Вереск закатал рукава, поправил перчатки, которые все еще скрывали шрам. Не думал, вытаскивая небольшой куст из горшка, очищая аккуратно тонкие корни.

Не думать получалось плохо. Мыслями Вереск постоянно возвращался к Алькору. После поездки он изменился. Уверял Вереска, что все в порядке и ничего опасного не случилось. Он Алькору не верил. В действиях Алькора появилась грубость и неприкрытая сила, после которой у Вереска оставались синяки и кровоточащие раны. В пылу говорил много неприятного и обидного, вымаливая потом прощения, дыша шумно в затылок.

К сожалению, заметил это не только Вереск, но и остальные.

Директор и учителя присматривались к Алькору, настороженно замирали, когда тот хмурился и сжимал плотно челюсть. Сдерживался. Вереск видел, как друг сжимал руки, улыбался через силу, а в комнате топал, кидал книги в стены и переворачивал мебель. Часто, после вспышки гнева, Вереск лежал на животе и пережидал ноющую боль в теле, дергался, чувствуя на разгоряченной коже холодный ветер. Успокоившийся Алькор тихо просил прощение и пытался вылечить раны.

Вереск никогда не злился на него. Он привык к боли, которая была частью их дружбы. Алькор с детства, почти с самого первого дня знакомства ненамеренно делал ему больно, наносил раны, а Вереск молча их лечил. Сейчас раны становились глубже и после некоторых оставались светлые шрамы, которые Вереск прятал под одеждой. На которые Алькор почему-то смотрел с неприкрытым восхищением.

Вздохнул, смешивая землю с удобрением. Сыпал ее в яму, придерживая тонкий ствол.

Не так давно Вереск заметил на теле Алькора маленькие чешуйки. Сначала он не обратил на них внимание, потом чешуйки загрубели и потемнели, стали цвета высохшей крови. Испуг быстро сменился беспокойством и интересом. Алькору не нравилось, он сжимал зубы и кривился, но терпел, когда Вереск аккуратно их трогал, гладил. Сначала на левой лопатке небольшой участок с чешуей, потом на правом предплечье и под левой коленкой.