Мстислав
Шрифт:
Оксана знает, брат недоволен приездами князя, но она ли в том повинна? И не Мстислав. Такова судьба. Кто повинен в ней?
Сказывают, Мстислав похож на своего деда, князя Святослава. И лицом, и храбростью выдался. Как и дед, ходил на хазар. С касогами столкнулся и их одолел. Печенегов от Киева отбросил и в Дикую степь ходил…
Дед с византийскими императорами воевал, а Мстислав на короля польского замахнулся. С Ярославом условились, к концу травня месяца, когда в Киев приплывёт новгородское ополчение, Мстислав с черниговцами подойдёт. А пока кузнецы телеги для обоза ладили,
Готовясь на рать, Мстислав знал, польское рыцарство побеждать надо умело, при короле Болеславе до самого моря Варяжского дошли, император германский, Генрих, их остерегается. Но Мстислав готов сразиться с королевским войском, он не за чужим идёт, забрать Червонную Русь, которую ещё король Болеслав захватил…
Черниговский князь о Болеславе был наслышан немало, и в седло с трудом взгромождался, и задирист, и груб, но при нём княжество Польское королевством стало, и никто тому не помешал. Даже великий князь Владимир охотно взял сыну Святополку в жены дочь Болеслава Марысю. А когда Святополк усобицу начал, польский король на червенские города своё право заявил. Они-де Марысе отошли.
После смерти Святополка Марыся укрылась у отца в Гнезно, но Червонная Русь так и осталась за королевством Польским. Каким-то воином окажется новый польский король?
6
Снег завалил мощённые дубовыми плахами улицы Новгорода, лежал шапками на крышах хором и изб, гнул ветки на деревьях, чуть тронь, и сыплется белая пыль.
На морозе торжище звонкоголосо. Особенно крикливо оно, где большой торг пирогами и горячим сбитнем.
К торгу примыкали гостевые дворы, а с одной стороны - княжье дворище. С нежданной смерти молодого посадника Константина правит в Новгороде посадник Гюрята, отец Прова. На нём и сторожа, которая город бережёт, и скотница новгородская.
Пров добрался в Новгород в самый канун зимы. Уже морозы начались и первый снег срывался, а Волхов у берега покрылся ледяной коркой, так что ладья, на которой плыл Пров, к причалу подходила с хрустом.
Гюрята встретил сына с радостью. Ещё бы, Новгород покидал гриднем, воротился воеводой. Прова не ждали, а потому на поварне сделалось хлопотно, пекли и жарили. С дороги Пров принял баню. Дворовая девка его берёзовым веничком настёгивала, он блаженно жмурился и постанывал от удовольствия.
Потом они сидели в трапезной за обильно уставленным столом, и мать всё подсовывала ему горячие шанежки, приговаривала: «Ешь, Провушка, ешь, набирайся силы». А отец посмеивался: «Куда уж боле». Он расспрашивал о Киеве и князе Ярославе, а когда узнал, с чем сын заявился, посерьёзнел:
– Вече решит. А коли приговорит ополчение созывать, откроем скотницу.
– Ужли вече решит по-иному?
– Да видишь ли, сын, - Гюрята почесал пятерней лысину, - Новгород город торговый, своенравный и крикунами богат.
– Так завсегда бывало, - заметил Пров, - однако как старосты кончанские и люди именитые порешат, так и горлопаны стихнут.
– Будем на то уповать. А с вечем тянуть не станем, скажет «добро», мы князю Ярославу с удовольствием
поможем. Чать, не впервой ему к Новгороду обращаться.Пров перешёл волховский мост о семнадцати устоях, поглазел, как по ещё слабо затянутому льдом Волхову мальчишки лихо скользили на деревянных полозках, подвязанных к валенкам, и завидно ему стало, что вырос из возраста этих шустрых отроков.
А ледок под ними прогибался, потрескивал, того и гляди, проломится, но мальчишкам не боязно, весело. Было время, и он, Пров, вот так же бегал по Волхову на коньках, вырезанных из дерева, вытаскивал товарищей из полыньи и сам однажды провалился. Его отпаривали в бане, после чего Гюрята высек сына так, что Пров два дня не мог сесть.
О розгах вспомнил, и захотелось ему увидеть старого учителя монаха Феодосия. Повернул Пров на архиепископское подворье.
Шёл и улыбался. Виделись ему те розги, которые висели на стене за учительской спиной. Пров представлял, как в Киеве расскажет Кузьке о школе и учителе.
Феодосия разыскал в той же келье, где жил Кузьма, когда приехал учиться. Вон и жбан с водой, а рядом ковшик. Всё как прежде, разве келья стала ещё теснее и ниже. Да это же не келья, а он, Пров, раздался и вырос…
Монах сидел за налоем и читал Евангелие. На учителе всё та же потёртая ряса и скуфейка, из-под которой выбились седые космы. На вошедшего в богатой шубе и собольей шапке боярина глянул с любопытством.
Молодой боярин шапку скинул, к руке старца приложился. Тут и Феодосий узнал, слезящиеся глазки блеснули хитринкой:
– Провушка, ты ли это? Ох, Господи, воистину неисповедимы пути Твои. Я тя этой десницей сёк, а ты её лобызаешь.
Пров смотрел на старца с состраданием: по его ли большому уму так жизнь прожил? Вслух же сказал:
– Мало сёк, учитель, мало, ибо грамоту я так и не осилил. А вот Кузька, отец Феодосий, науки зело превзошёл и за то у князя Ярослава в чести.
– Козьма, Козьма, - монах пожевал бескровные губы, - углядел я в нем прилежание и не попусту латыни и греческому обучал. Садись, боярин, указал на скамью, - поведай мне о жизни своей…
Ударил вечевой колокол. Загудел призывно, а на всех четырёх концах застучали кожаные била. Переговариваясь, спешил народ на площадь у детинца.
– Скликают!
– Верно, есть о чём сказать!
– Да уж попусту не позовут на вече.
Запрудили новгородцы вечевую площадь, разобрались концами. На помост-степень взошёл посадник Гюрята, перекрестился на все четыре стороны, отвесил поясной поклон,заговорил:
– Люд новгородский, бьёт тебе челом князь Ярослав.
Затихла площадь, слушает, о чём Ярослав устами Гюряты сказывать будет. А тот продолжал:
– С той поры, как помогли мы вернуть князю отчий стол, отняли ляхи у Киевской Руси червенские города и кабалят русичей.
Площадь взорвалась негодующе:
– Кабалят?
– А куда князь смотрит?
– Потому и кланяется вам Ярослав, сказал посадник - и просит прислать в подмогу Киеву новгородское ополчение.
– Нам бы Киев дань уменьшил!
– раздался голос из толпы бояр и купцов, теснившихся у самого помоста.
Однако одиночный голос потонул в общем крике:
– Надобно червенские города забирать. Ляхов наказать достойно!