Мучимые ересями

* * *

Миллир злобно выругался, когда понял, что черисийцы только что перестреляли, по крайней мере, половину ротных командиров его полка.

Он знал каждого из этих офицеров лично, и большинство из них были достаточно молоды, чтобы быть его сыновьями. Несмотря на это, ярость, которую он испытывал, видя, как их продуманно расстреливают, поразила бы его, если бы у него было время действительно подумать об этом. В конце концов, офицеры всегда были первоочередными целями. На этот раз, единственным отличием было то, что черисийцы заранее устроили тщательно скоординированную и спланированную засаду. Расстояние выстрелов было так велико, а точность расстрелов — а именно такими они и были на самом деле: хладнокровными, тщательно спланированными расстрелами — так высока, что люди, которые их исполняли, должны были быть вооружены винтовками. А это означало, что черисийцы организовали отлично обученных и экипированных стрелков специально для засад, подобных этой.

У них не могло быть их много, учитывая низкую скорость стрельбы ружей. Ни одно оружие, чьи плотно соприкасающиеся со стволом шаровидные пули нужно было забить в ствол, чтобы заставить их попасть в нарезы, не могло стрелять так же быстро, как и гладкоствольное. По этой причине ни один полевой командир не мог пожертвовать такой огневой мощью своих регулярных линейных подразделений, какими бы точными не были винтовки. К сожалению, это не означало, что тактика не могла быть чертовски эффективной, и он сжал челюсти, когда его мгновенная вспышка ярости немного отступила, и он понял, что будет означать для сплочённости и морального духа подразделений потеря такого количества офицеров. Стойкость пехотной роты, её способность выдерживать удары в бою, не рассыпаясь, в огромной степени зависела от её офицеров. От их знания подчинённого им человеческого материала, их понимания на кого из подчинённых можно положиться и за кем нужно будет внимательно приглядывать, когда давление возрастёт. И, возможно, даже больше, от уверенности людей в своём командовании. Они знали своих офицеров. Они прислушивались к их голосам в бою, читали свою судьбу и ход битвы в тоне отдаваемых приказов.

Теперь то, что должно было стать источником силы, превратилось в источник слабости, и люди, которыми командовали эти убитые и раненые офицеры, так же, как и Миллир, поймут, что случившееся было преднамеренной, хорошо спланированной, блестяще выполненной тактикой… разработанной, чтобы сделать именно то, что получилось.

* * *

Рот полковника Жанстина растянулся в жёсткой, обнажающей зубы усмешке, когда разведчики-снайперы выкосили младших офицеров противной стороны. Если бы он знал, какие мысли проносились в этот момент в голове Филипа Миллира, он не мог бы не согласиться ни с одной из них. Это было преднамеренное убийство, и хотя Жанстин был склонен убивать людей не более чем любой другой человек, он сделал бы это снова в одно мгновение.

Тщательно построенные ряды корисандийцев уже не были такими аккуратными, как раньше. Кое-где — особенно там, где по какому-то командиру роты чудесным образом промазали — отдельные подразделения продолжали наступать в том же устойчивом темпе. Другие подразделения спотыкались и останавливались, так как их командиры упали. Некоторые продолжали двигаться вперёд, но более медленно, почти неуверенно, так как солдаты в строю ждали, когда один из взводных командиров их роты возьмёт на себя управление подразделением. К сожалению, многие из этих взводных командиров тоже пополнили списки потерь.

Те части строя, которые продолжали наступать, внезапно остановились, когда поняли, как много их соотечественников осталось лежать позади. Они стояли прямо там, где остановились, ожидая, пока дезорганизованные подразделения полностью восстановят контроль над собой, и это, помимо всего прочего, дало разведчикам-снайперам время, необходимое для успешного отхода на свои позиции.

Одетые в камуфляж стрелки просачивались сквозь ряды линейных рот, ловко проскальзывая через бреши между ними, не мешая своим боевым товарищам неуклонно продвигаться вперёд. Тут и там кто-то отнимал руку от своей собственной винтовки, чтобы похлопать возвращающихся снайперов по спине, и сам Жанстин кивнул в знак приветствия, когда сержант-майор Салмин подвёл сержанта Уистана к командной группе.

— Хорошая работа, сержант. Рад видеть, что вы вернулись в целости и сохранности. — Полковник сжал Уистану плечо, поздравляя его. — И я считаю, что вы рассчитали всё это почти идеально.

— Я надеюсь на это, сэр. — Разведчик-снайпер в чине сержанта покачал головой с мрачным выражением лица. — Прошу прощения, но я бы предпочёл не делать этого снова в ближайшее время. Стрельба по кроликам и горным ящерицам — это одно. Но это…

— Мы можем надеяться, сержант. — Жанстин снова сжал его плечо. — Мы можем надеяться.

Их взгляды на мгновение встретились, а затем Жанстин оглянулся на постепенно сужающуюся пропасть между двумя враждующими сторонами и покачал головой.

— Теперь, когда вы так хорошо выполнили свою работу, сержант, я полагаю, что остальным предстоит сделать свою.

* * *

Гарвей был слишком далеко позади своих наступающих полков, чтобы видеть, что произошло. Он увидел, как в пшеничных полях, словно омерзительные поганки, внезапно вспухли белые дымные шарики, и инстинктивно понял, что его войска только что натолкнулись на заслон из рассредоточенных вольтижёров. Чего он не осознавал, так это того, что их было более четырёхсот, и что они нанесли просто сокрушительный урон структуре командования слишком многих из его впереди идущих батальонов.

Он тоже, но чуть медленнее, чем Миллир, понял, что эти вольтижёры должны были быть вооружены винтовками. В основном из-за того, что его позиция, расположенная так далеко позади, не позволяла ему судить о расстоянии, с которого были произведены выстрелы… и тем более потому, что он понятия не имел, насколько ужасающе точными они были.

Его рот сжался, когда весь его строй остановилось, пусть даже ненадолго, чтобы выровнять свои ряды и попытаться реорганизоваться после потери такого большого количества ключевых кадров. Не имея никакой возможности осознать, сколько офицеров и унтер-офицеров только что было устранено, он не понял в чём причина паузы. Вне всякого сомнения, россыпь мушкетных пуль не должна была привести к тому, что линия фронта шириной более двух миль замерла на своём пути.

Это была короткая пауза, но даже мелочи могут накапливаться лавинообразно на поле боя. Он чувствовал, что наклоняется вперёд от желания, чтобы сплочённые ряды и группы пехотинцев продолжили движение. Бесценные секунды превратились в ещё более незаменимые минуты, а ряды пехотинцев по-прежнему стояли на месте. Казалось, что его левый фланг ждёт правый, и он стиснул зубы.

Сэр Жер Самирс, барон Баркор, командовал его левым флангом. Он также был самым старым офицером Гарвея. Он был солдатом большую часть тридцати лет, но за эти три десятилетия он повидал очень мало серьёзных боевых действий. Его компании велись в основном против разбойников, за исключением пары набегов на мятежных зебедайцев, а не против обученных солдат, и он имел явную тенденцию следовать Книге. Хуже того, он всё ещё был привязан к старой Книге. У него было больше сложностей, чем у большинства, с тем, чтобы привыкнуть к новым концепциям, которые вводили Гарвей и его отец, но его прочно укоренившееся положение в структуре армейского командования (и в политической структуре Корисанда) не позволяло Гарвею выгнать его вон.

В данный момент, Гарвей с радостью пристрелил бы его на месте, наплевав на политические последствия. Все его собственные предбоевые приказы подчёркивали необходимость как можно быстрее вступить в схватку с черисийцами. Координация была хорошей, и путаницы следовало избегать любой ценой, но скорость исполнения была важнее всего, и правый фланг Баркора был надёжно прикрыт батареей тяжёлой артиллерии Дойла. Ему не нужно было поддерживать идеальный строй с графом Манкора, командующим правым флангом Гарвея. И кто-то, со всем тем опытом, который Баркор любил так чертовски часто упоминать, должен был быть осведомлён о потенциальных последствиях того, что случится, если позволить строю в битве потерять напор. Гектор Банир, граф Манкора, был вдвое моложе Баркора, его военная карьера была вдвое короче, но Манкора никогда бы не допустил той ошибки, которую в данный момент совершал Баркор.

«Но это всего лишь пауза, Корин», — напомнил он себе. — «И на каждом фланге по пять тысяч человек. Это должно быть больше, чем все силы черисийцев, так что даже если Баркор облажается, Манкора всё равно сможет выполнить свою работу».

Он сказал себе это со всей возможной уверенностью, на какую был способен. Затем его голова резко повернулась вправо, так как начала грохотать артиллерия.

* * *

«Лангхорн! Я не рассчитывал, что они остановятся так далеко!»